— Э-м-м, — слетает с губ пронзительным криком, когда я открываю глаза и снова сталкиваюсь с темнотой. Блядь! Где он? Где Антоша? Где мой чертов сексуальный босс?
На полу его не видно, да и крови нигде нет. А, вот он! Нашла! Стоило только повернуть голову! Живой, к стулу привязанный, как и я. Но живой, это главное. Чертовы сны!
Мышцы ужасно затекли, положение тела невозможно поменять, голова так сильно гудит, словно я билась ею о стену раз двести, а непонятная слабость совсем не добавляет радости.
Я даже не представляю, который час и какое время суток. Наверняка на улице уже темно, если следующий день не наступил, а мы так и сидим в холодной комнате, ожидая приговора неизвестного палача. Я — прикованная к стулу, как пленница, и Антон, которого тоже привязали к такому же стулу. Рядом со мной сидит. Не двигается. Совсем.
А он точно в порядке? Вдруг они его убили этим ударом? Вдруг он больше никогда не очнется? Черт! Черт! Черт!
Не молчи, Антоша! Прошу тебя, не молчи! Скажи что-нибудь! Хотя бы пискни! Подай хоть какой-то признак жизни! Прошу тебя! Очнись! Не оставляй меня, пожалуйста!
Не оставляй…
Но он не отзывается. Не читает мои мысли, не реагирует на мычание, слышимое сквозь закрытый рот. И от этого становится очень тошно. Беспомощность — самое гадкое на свете чувство. Знаете, как больно видеть любимого мужчину без сознания! А еще хуже чувствуешь себя в тот момент, когда помочь ему не можешь. Совсем.
Мы оба прикованы к своим сидениям, оба не в самой лучшей форме, и даже если бы в голове возник какой-то план, то вряд ли мы смогли бы его осуществить. Мы не супергерои из «Marvel», чтобы в кармане иметь оружие, способное убить всех врагов одним махом.
К сожалению…
Слышу левым ухом шевеление. Потом кряхтение. А затем отборные матерные ругательства. Проснулся. Голову приподнял. И смотрит по сторонам. Наверное, меня ищет. До этого я видела только силуэт своего босса, но лицо не могла разглядеть, даже привыкнув к темноте. Лишь ощущала, как его пронзительный взгляд прошелся сверху вниз и остановился прямо там, где должны быть расположены глаза.
— Света… — кряхтит Антон низким, очень уставшим голосом. Бедный мой мужчина! Так хочется прижать его к себе и погладить место удара, поцеловать в конце концов и почувствовать родное тепло, по которому так тосковала. Но я не могу. Не могу, мать его!
— Хг-хм.
— Прости. Это я виноват.
Дурак! Какой же ты дурак, Антошка. Как же хочется сказать, что ты ни в чем не виноват. Как хочется выбраться отсюда. Когда все закончится? Когда завершится этот бесконечно долгий день? И спасет нас кто-нибудь? Так много вопросов и так мало ответов. А главное — они так абстрактны, что застрелиться хочется.
Резкий луч свет внезапно расползается по комнате, освещая все вокруг Как в тот момент, когда Антона ударили по лицу. Снова непривычно ярко, снова не могу ничего толком увидеть, кроме силуэтов. И в первую очередь я смотрю не на гостя, а влево — на Антона, потому что наконец-то могу снова его разглядеть.
На губе видна капелька запекшейся крови, брови нахмурены, а глаза сощурены, но затем полностью открылись. Он привык к свету быстрее меня, глядя на нашего мучителя.
— Ну что, голубки, соскучились? — интересуется низко знакомый голос. И только после того, как мужчина включает в помещении свет, я узнаю это лицо. Абрамов. Вот кто вырубил меня в такси, вот кто поймал Антона.
Все-таки этот старикан предал нас! Так и знала!
— Какого черта происходит? — рявкает Антон, чуть ли не плюнув в лицо мужчине, когда тот встает прямо перед ним. — Я подписал бумаги, «Империя» твоя! Что тебе еще надо?
Что? Я не ослышалась? Компания теперь принадлежит Абрамову? Как? Почему? Когда босс успел принять такое важное решение, не посовещавшись с Михаилом Алексеевичем или хотя бы со мной? Что здесь происходит, Антон? Объясни мне!
Но мой босс совсем не замечает немого вопроса, глядя на седовласого мужчину, который не отходит ни на шаг от пленника. Позади, у двери стоят те самые амбалы. Морды из нее видно, но мне определенно хочется в них плюнуть.