О молитве Иисусовой и Божественной Благодати

В том же духе рассуждает в своих письмах епископ-исповедник Венамин (Милов): «Мы должны особенно беречься недружелюбия к кому бы то ни было. Удаляющийся от человека — удаляется от Бога. Мы спасаемся чрез доброе отношение к другим и чрез строгое отношение к себе благодатью Христовою… Надо подкреплять себя мыслью, что среди массы болезненных переживаний за других, когда внешний наш человек умирает, внутренний обновляется. Страдания за других есть подвиг любви во имя Христово. Господь не забудет томлений и тоски тревожного за других сердца и сторицею воздаст за эти скорбные переживания…. При соприкосновении с окружающими обнажаются личные немощи и слабости и человек невольно подвигается Промыслом к покаянию и сокрушению о своих грехах… Для каждого человека закон — иметь горячее чувство к Богу… Там, где… устремление к Богу сильное, горячее и непрерывное, — там Сам Господь близок к человеку и Сам будет Помощником и Покровителем во спасение… Душа должна всегда находиться на распутье между упованием на милосердие Божие и страхом вечной гибели за нерадение»^{207}.

В дневниках Государыни Императрицы Александры Феодоровны можно встретить мысли, созвучные с мыслями батюшки Алексия Мечева: «Пережив горе, знаешь, как сочувствовать другим… Никогда так не почувствуешь страдания других людей и не утешишь их, чем когда разум твой охвачен и смягчен собственным горем… Наполните любовью свои дни. Забудьте себя и помните о других. Если кому-то нужна ваша доброта, то доброту эту окажите немедленно, сейчас. Завтра может быть слишком поздно… Сила обожения в том, чтобы отвергнуться себя»^{208}.

Благодатная старица схимонахиня Ардалиона, наставница игумении Арсении (Себряковой), благословляя ее принять тяжкий крест игуменства, разъясняла, какой духовный труд должен предшествовать подвигу уединенной молитвы: «Чистота сердца не есть его нечувствие… Когда настоятельская должность введет тебя в тесное общение с другими жизнями, с другими душами, и они раскроют перед тобою все скорби, все немощи, все страдания человечества, боримого страстями, — человечества, находящегося в слепоте неведения, и ты не только внешней помощью, но и внутренним чувством войдешь в сочувствие к ближнему, удовлетворяя его немощи, а иногда отстаивая чистоту души его, как собственную, ты будешь призвана не только научить, но обличить, огорчить, наказать. И когда скорби ближнего тебе станут больны, как свои, тогда ты можешь уйти в затвор. Ты понесешь туда с собою любовь к ближнему, и эта любовь будет наполнять собственную твою жизнь, а молитва твоя будет молитвой за весь страждущий род человеческий»^{209}.

О молитвенном чувстве высказывается в своем письме ныне здравствующий псково-печерский старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин): [71] «Молиться надо — это и есть школа молитвы… Молитве лучше всего учит суровая жизнь. Вот в заключении у меня была истинная молитва, и это потому, что каждый день был на краю гибели. Повторить теперь, во дни благоденствия, такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретенной там, сохраняется на всю жизнь. Дело не в количестве молитвы, дело в живом обращении к Живому Богу. Вера в то, что Господь к тебе ближе, чем кто-либо из самых близких, что Он слышит не шелест уст твоих, но слышит молитвенное биение твоего сердца и чем оно наполнено в момент твоего обращения к Богу… За всех должно болеть твое сердце»^{210}.

Старец Иосиф Исихаст рассказывает о том, что происходит в душе преуспевших молитвенников, как по мере подвига сердце их раскрывается для любви: «Когда благодать начнет действовать в душе молящегося, тогда умножается его любовь к Богу… Затем обращается эта любовь к миру и человеку, которого подвижник любит до такой степени, что хотел бы взять на себя всю человеческую боль и все горе, лишь бы другие избавились от этого. И вообще он сострадает всякой скорби и нужде, сострадает и бессловесным животным, так что даже плачет, видя их страдания! Таковы свойства любви, но приводит их в действие и вызывает их молитва. Потому и не перестают преуспевшие в молитве молиться о мире. От них зависит самое продолжение жизни, сколь бы поразительным и дерзновенным ни казалось это утверждение! Знайте, что когда их не станет, тогда наступит конец мира сего».

Старец Иосиф Ватопедский к этому добавляет: «Молитва о страдающих людях служит проявлением любви, равно как и молитва о просвещении заблудших и обращении их к покаянию и познанию Бога. Молитва же за врагов является вершиной возможного совершенства созданий, чье смертное поглощено жизнью[72]. Молящиеся за врагов, пребывая обоженными, отражают в своем боговидном характере это боголепное свойство, так что молятся о том, чтобы, если возможно, быть отлученными от Христа ради сотворивших беззаконие братьев[73]. Таково было и последнее слово Господа нашего на Кресте, когда Он молился о распявших Его[74]»^{211}.