О Москве Ивана Грозного

Именно: приходит муж моей служанки Анны; ему и ей я доверял все мое имущество, от чего он получал наверное хорошие барыши. В расчете на то, что он сохранит то, что украл у меня, он подал челобитье, будто я хотел его заставить дать на себя кабалу (Hantschrift), как это было тогда в~ обычае. Ибо никто не смел держать слуги [без кабалы]; никто этого и не делал. И каждый слуга должен был дать своему господину кабалу, иначе он не мог быть принятым. Одна [кабала] называлась полной (leipeigen), другая же писалась так: „Я, имя рек, объявляю, что я получил от такого-то деньги; росту будет дано с пяти - один". Если кто-нибудь держит слугу или служанку без кабалы, то они могут свободно обокрасть его и уйти прочь (spazieren gehen) у него на глазах. Если же слуга или служанка дадут на себя кому-либо кабалу, то никто другой не может их принять. [А если примет и] господин уличит его в этом, то дело идет на суд. Если мой кабальный убежит (об.) и пожелает записаться в опричнину в стрельцы, то являюсь я и не даю на то своего согласия.

Не было запрещено записывать в [опричные] стрельцы слуг опричных князей и бояр.

Слуга начал с того, что взял во дворе у одного стрельца в залог за пропитые, но не выплаченные им деньги, кафтан. А стрелец этот убежал. Тогда схватили моего слугу и связанного приволокли на суд. Слугу спросили - чей он? Тот отвечал: „Андрея Володимировича". Немедленно вызвали на суд и меня. И стрелецкий голова [обратившись к боярам] сказал: „На этом дворе убит стрелец. Великий князь не хочет терять своего: у стрельца было золота и денег на 60 рублей. Прикажите ему возвратить эти деньги". -Решение было быстро произнесено, тем более, что на суде был предъявлен и кафтан! Я должен был заплатить. Остальные стрельцы радовались этому и немедля хо-

1 Текст не вполне исправен: начало дела не изложено.

146

•гели взять меня на правеж (vor Recht) и бить меня палками по

ногам. Но бояре сказали: „Не бейте! Оставьте его (89), пока

он не принесет денег". Когда же я положил деньги на стол,

стрелецкий голова заявил, что он ошибся, обвинив меня в такой

незначительной сумме. „Я должен был искать целую тысячу",

сказал он.

После того мой слуга был отпущен и отдан мне. Бояре ска-

зали: „Возьми своего слугу и делай с ним, что хочешь". Так я,

как только пришел к себе на двор, приказал подвесить его

в кладовой за руки. Он же взмолился: „Государь! Отпусти

меня! Я добуду тебе твои деньги". „Ну, хорошо!" отвечал я.

Тогда он взял рубаху и завернул в нее один из моих золо-

ченых кубков. Затем пошел к одному человеку, торговавшему

солодом: говорили, что моя служанка приносила к нему на хра-

нение часть украденных у меня денег. Слуга, придя к нему

в дом, попросил хозяйку взять на хранение его рубаху, а сам

внимательно следил, куда она ее положит. Затем я схватил

моего слугу и повел на суд и просил бояр дать мне целовальни-

ков, будто бы я хорошо знаю, где (об.) находились деньги,

украденные у меня моим слугой. Когда мы подошли к дому, где

была рубаха с золоченым кубком, туда же привели и моего

слугу раздетого до-нага, и водили его по всем углам. Хозяйка

быстро сообразила, в чем дело, кричала и плакала. Как только

в присутствии целовальников слуга нашел рубаху, ее тотчас же

опечатали, этим дело было уже выиграно. Хозяйку схватили и

повели на Судный двор (Richthof). Мне было стыдно, что я по-

клепал напрасно эту женщину: в земщине она была моей бли-

жайшей соседкой; ее первый муж был иконописец (Biltmaler).

„Бояре!" сказал я, „теперь уже поздно начинать дело".

И бояре приказали держать эту женщину в тюрьме, чтобы поста-

вить ее на суд, когда я предъявлю ей обвинение. Тогда судьей

был Дмитрий Пивов. Он был расположен ко мне и охотно по-

пускал тому, что я добываю обратно свои деньги: он хорошо

знал, что стрелецкий голова оговорил меня напрасно и неправдой

получил от меня деньги. Теперь в моей власти было также ото-

брать деньги от другого, но я этого не сделал!

Торговый человек турецкого султана Чилибей (90) должен

был покинуть Москву немедленно (ohne Respitt). И великий

князь приказал, чтобы все его должники заплатили ему свои долги.

Тогда Алексей Басманов просил одолжить ему 50 рублей. Когда

147

я выплачивал ему эти деньги, он принес с собой золотые цепи и хотел оставить их мне в залог. Но я от них отказался. Узнав об этом, сын его Федор, •- тот самый, с которым развратничал великий князь [и] в годы опричнины был первым воеводой против крымского царя, - обратился ко мне по дружески: „В каком уезде твое поместье?". „В Старицком, боярин", ответил я. „Этот уезд, ответил он, отдан теперь мне; не бери с собой Никакого продовольствия: ты будешь есть за моим столом, а твои слуги вместе с моими". Я поблагодарил его, а он продолжал: „ Если ты не хочешь отправляться - я в том волен и, как ты сам знаешь, могу тебя хорошо защитить". Я радостно благодарил его и ушел в веселом настроении. Некоторые из наших насмехались надо мной.