О муравьях и динозаврах

— Это от голода. С ней такое уже бывало, — сказал кто-то на безукоризненном английском языке.

Грант осторожно положил Цинни наземь, открыл кабину, вынул бутылку с молоком, присел на корточки и принялся поить девушку. Она узнала вкус молока, даже несмотря на то, что была без чувств, и принялась жадно глотать.

— Где быть ты дом? — спросил Грант на ломаном западноазиатском языке с жутким акцентом, как только увидел, что она приходит в себя.

— Она немая.

— Она далеко отсюда живет? — обратился Грант к тому из падальщиков, который говорил по-английски, мужчине в очках и с клочковатой бородой.

— Нет, она из лагеря беженцев неподалеку, но каждое утро бегает до реки и обратно.

— До реки! Но ведь это… это же больше десяти километров. Она что, ненормальная?

— Нет, это она тренируется, — увидев недоумение Гранта, падальщик пояснил: — Она спортсменка, одна из сильнейших бегуний Республики Западной Азии на марафонскую дистанцию.

— A-а… Но, насколько я помню, в стране уже много лет не проводились спортивные соревнования.

— Как бы там ни было, о ней все говорят так.

Цинни уже очнулась, взяла у Гранта бутылку и выпила молоко до дна. Грант, все так же сидя на корточках, вздохнул и покачал головой.

— Да, да… Куда ни попадешь, всюду найдутся люди, живущие в мире своей мечты.

— Я тоже когда-то был таким, — ответил падальщик.

— Вы прекрасно говорите по-английски.

— Одно время я был профессором английской литературы в Западно-Азиатском государственном университете. Семнадцать лет санкций и блокады отучили нас мечтать. В конце концов все мы, кто-то раньше, кто-то немного позже, становимся такими, — он указал на продолжавших копошиться в мусоре падальщиков. Обморок Цинни не вызвал ни у кого из них никаких эмоций. — Лично я мечтаю только о том, что смогу урвать спиртного, которое вы бросите, уезжая, и напьюсь.

Грант с сочувствием посмотрел на Цинни:

— Она же так погубит себя.

— А что поделать? — пожал плечами профессор английской литературы. — Через два-три дня возобновятся военные действия, вы все уедете, гуманитарная помощь прекратится, дороги перекроют. Мы все умрем — если не под бомбами, так от голода.

— Но я думаю, что война быстро закончится, ведь народ Западной Азии давно устал от нее. В стране и так уже полный беспорядок.

— Совершенно верно. Нам не нужно ничего, кроме еды. И жизни. — Профессор указал на молодого парня с грязными сбившимися в колтуны волосами, который продолжал старательно перебирать мусор. — Он, например, дезертир из армии.

И тут Цинни, все еще безвольно полулежавшая, опираясь на Гранта, подняла тонкую руку и указала на базу ООН — несколько теснящихся друг к другу белых сборных домиков, — неподалеку от которой они находились, а потом сделала несколько выразительных жестов обеими руками.

— Похоже, она хочет, чтобы вы отвели ее к себе, — сказал профессор.

— Она слышит? — спросил Грант. Увидев, что профессор кивнул, он повернулся к Цинни и, помогая себе жестами одной руки, стал объяснять на ломаном западноазиатском: — Ты нельзя. Ты нельзя туда войти. Я дать тебе еще еды. Завтра. Ты не ходить. Завтра мы уехать.

Цинни стала что-то писать пальцем на песке по-западноазиатски. Профессор прочитал и перевел Гранту:

— Она хочет посмотреть у вас по телевизору церемонию открытия Олимпийских игр. — Он досадливо покачал головой. — Бедное дитя. И ведь ей никак не объяснить, что впустую тратит силы. Она неисправима.

— Олимпийские игры отложили на один день — сказал Грант.

— Из-за войны?

— Как, вы не знали? — Грант удивленно огляделся по сторонам.

— Ну, какое нам дело до Олимпийских игр, — профессор опять пожал плечами.

Тут они оба оглянулись, услышав резкий звук автомобильного мотора. По дороге к ним медленно приближался старомодный автобус, какой вряд ли можно было бы увидеть где-либо еще, кроме Западной Азии. Машина остановилась около помойки, дверь открылась, оттуда выскочил мужчина лет пятидесяти с густой проседью в черных волосах и крикнул:

— Цинни здесь? Я ищу Цинни Видья!

Цинни попыталась встать, но ноги у нее подкосились, и она снова опустилась на землю. Незнакомец шагнул вперед и увидел ее.

— Деточка, что с тобой? Ты помнишь меня?

Цинни кивнула.

— Кто вы такой и откуда взялись? — резко спросил профессор.

— Я директор Национального агентства по спорту, моя фамилия Клэр, — ответил тот и поднял Цинни на руки.

— В стране все еще существует спорт? — спросил Грант, не сдержав удивления.

Клэр поставил Цинни на ноги и, бережно поддерживая ее, посмотрел на выглянувшее из-за горизонта солнце и ответил, медленно, отрывисто цедя слова:

— Сэр, в Республике Западной Азии есть все. Или скоро будет! — С этими словами он помог Цинни забраться в автобус.

Глядя на Цинни, которая не по возрасту тяжело, словно глубокая старуха, раскинулась на потертом сиденье, Клэр вспомнил, как впервые увидел эту юную женщину год назад.