О мышах и людях. Жемчужина. Квартал Тортилья-Флэт. Консервный Ряд

– Верно, – сказал Рослый. – Вот оно, в журнале.

Джордж протянул руку.

– Можно поглядеть?

Уит снова отыскал нужную страницу, но журнала не отдал. Он ткнул в письмо пальцем. Потом пошел к своей полке и бережно положил туда журнал.

– Любопытно знать, видал ли это сам Билл? – сказал он. – Мы с ним работали вместе на гороховом поле. Билл – славный малый.

Карлсон не принимал участия в разговоре. Он все глядел на старую собаку. Плюм с беспокойством следил за ним. Наконец Карлсон сказал:

– Ежели хочешь, я избавлю ее от страданий сейчас же, да и дело с концом. Ничего другого не остается. Жрать она не может, не видит ничего, даже ходить ей больно.

– Но ведь у тебя нет револьвера, – сказал Плюм с надеждой.

– Как бы не так. Есть, системы Люгера. Ей не будет больно!

– Может, лучше завтра… Обождем до завтра, – сказал Плюм.

– А чего тут ждать? – сказал Карлсон.

Он подошел к своей койке, вытащил из-под нее мешок и достал револьвер.

– Надо покончить сразу, – сказал он. – От нее так воняет, спать невозможно.

Он сунул револьвер в боковой карман.

Плюм бросил на Рослого долгий взгляд, надеясь, что тот вмешается. Но Рослый молчал. Тогда Плюм сказал тихо и безнадежно:

– Ну уж ладно, веди ее.

Он даже не взглянул на собаку. Снова улегся на койку, заложил руки за голову и стал глядеть в потолок.

Карлсон вынул из кармана короткий кожаный ремешок. Он нагнулся и надел ремешок на шею собаке. Все, кроме Плюма, следили за ним.

– Пошли, милая. Пошли, – сказал он ласково. А потом, как бы извиняясь, обратился к Плюму: – Она ничего и не почувствует.

Плюм не ответил и даже не пошевельнулся. Карлсон дернул за ремешок.

– Пошли, милая.

Старая собака с трудом встала и пошла за Карлсоном.

– Карлсон, – сказал Рослый.

– А?

– Ты знаешь, чего надобно сделать.

– О чем это ты?

– Возьми лопату, – отрывисто обронил Рослый.

– Ну, само собой… Я понял.

И он вывел собаку в темноту.

Джордж подошел к двери, закрыл ее и осторожно опустил щеколду. Плюм недвижно лежал на койке, глядя в потолок.

Рослый сказал громко:

– Там у одного мула копыто треснуло. Надобно замазать смолой.

Он замолчал. Снаружи было тихо. Шаги Карлсона затихли. В комнате тоже стало тихо. Тишина затягивалась.

Джордж засмеялся.

– А ведь Ленни сейчас в конюшне со своим щенком. Он теперь сюда и войти не захочет, раз у него щенок есть.

– Плюм, – сказал Рослый. – Ты можешь взять щенка, какого захочешь.

Плюм не ответил. Снова наступила тишина. Она словно выползла из ночной тьмы и заполнила комнату.

Джордж сказал:

– Никто не хочет перекинуться в картишки?

– Я бы, пожалуй, сыграл, – сказал Уит.

Они сели за стол, под лампочку, друг против друга, но Джордж не стасовал карты. Он в беспокойстве забарабанил пальцами по краю стола, и этот негромкий стук заставил всех обернуться. Джордж перестал стучать. Снова стало тихо. Прошла минута, другая. Плюм лежал неподвижно, глядя в потолок. Рослый посмотрел на него, опустил глаза и уставился на свои руки; одной ладонью он прикрыл другую. Откуда-то из-под пола раздался негромкий скребущий звук, и все сразу повернули головы. Только Плюм по-прежнему смотрел в потолок.

– Похоже, там крыса, – сказал Джордж. – Надо поставить крысоловку.

Уит наконец не выдержал:

– И чего он там возится? Ну, сдавай же карты! Этак мы ни одного кона не сыграем.

Джордж собрал карты и принялся их рассматривать. Снова стало тихо.

Вдали хлопнул выстрел. Все быстро взглянули на старика. Головы разом повернулись в его сторону.

Еще мгновение он продолжал смотреть в потолок. Потом, не сказав ни слова, медленно повернулся лицом к стене.

Джордж быстро стасовал карты и сдал. Уит пододвинул к нему грифельную доску для записи очков и фишки. Он сказал:

– Кажись, вы, ребята, и в самом деле пришли сюда, чтоб работать? Ну, ведь пришли-то вы в пятницу. Два дня придется работать, до воскресенья.

– Как так? – спросил Джордж с недоумением.

Уит насмешливо хмыкнул.

– Не понимаю, – сказал Джордж.

Уит снова хмыкнул.

– Должен понимать, ежели бывал на больших ранчо. Кто хочет приглядеться, приходит в субботу, под вечер. Он ужинает, да в воскресенье еще три раза поест, а в понедельник утром может позавтракать и уйти, палец о палец не ударив. Но вы пришли в полдень в пятницу. Как ни клади, а выходит полтора дня.

Джордж спокойно посмотрел на него.

– Мы хотим здесь остаться на некоторое время, – сказал он. – Нам с Ленни надобно подработать.

Дверь тихо приотворилась, и конюх просунул голову в щель. Это была черная изможденная голова с печальным лицом и покорными глазами.

– С вашего позволения, Рослый…

Рослый отвел глаза от старика Плюма.

– А? Это ты, Горбун? Тебе чего?

– Вы мне велели растопить смолу, чтоб замазать копыто у мула. Так я ее уж растопил.

– Да, понятно, Горбун. Я сейчас приду и все сделаю.

– Ежели хотите, я сделаю.

– Нет, я сам.

Он встал.

– И еще вот чего, – сказал Горбун.

– Да?

– Этот верзила, новичок, возится в конюшне с вашими щенками.

– Не беда, он им ничего не сделает. Я ему подарил одного.

– Я все же решился сказать вам про это, – продолжал Горбун. – Он их вынимает из ящика и держит в руках. Это им не на пользу.

– Ничего он им не сделает, – сказал Рослый. – Ну, пошли.