О мышах и людях. Жемчужина

Встало жаркое солнце. Здесь, вдали от залива, воздух был сухой и горячий. Кусты и низкорослые деревца потрескивали от зноя, и от них исходил приятный смолистый аромат. Когда Хуана проснулась, солнце стояло уже высоко, и Кино принялся рассказывать ей о том, что она и так уже знала.

– Берегись вон того дерева, – говорил он. – Если дотронешься до него, а потом потрешь глаза, то ослепнешь. Берегись также кровоточивого дерева. Вот оно, видишь? Если надломить ветку, из нее потечет алая кровь, а это к несчастью.

Хуана кивала и слегка улыбалась – все это она уже слышала.

– За нами будет погоня? – спросила она. – Думаешь, нас попытаются найти?

– Конечно, попытаются, – ответил Кино. – Нашедший нас получит жемчужину. О, еще как попытаются!

– А может, городские дельцы правы и жемчужина действительно ничего не стоит? Может, все это просто мираж?

Кино достал жемчужину и смотрел, как играет на ней солнце, пока не зарябило в глазах.

– Нет, – ответил он наконец. – Они бы не пытались ее украсть, если бы она ничего не стоила.

– Ты знаешь, кто на тебя напал? Скупщики?

– Не знаю – не разглядел.

Кино заглянул в жемчужину, пытаясь вновь обрести свой провидческий дар.

– Когда мы наконец ее продадим, у меня появится ружье.

Он попытался отыскать в глубине жемчужины свое будущее ружье, но увидел только обмякшее темное тело, из горла которого сочилась кровь.

– Мы поженимся в большой церкви, – поспешно добавил Кино, но вместо этого ему представилась избитая Хуана, крадущаяся домой сквозь тьму.

– Наш сын должен научиться читать, – отчаянно выговорил он, и в жемчужине возникло лицо Койотито, опухшее и горячечное после докторского лекарства.

Тогда Кино опять сунул жемчужину под одежду. Ее музыка звучала теперь угрожающе и переплеталась с мелодией зла.

От солнечного зноя земля накалилась, и Кино с Хуаной перебрались в жидкую тень под деревьями, где сновали туда-сюда маленькие серые пташки. Кино разморило. Он прикрыл шляпой глаза, обернул голову одеялом, чтобы не досаждали мухи, и заснул.

Хуана не спала. Она застыла, точно каменная, с застылым каменным лицом. Губы у нее были все еще опухшие, вокруг пореза на подбородке вились жирные мухи, но она сидела неподвижно, как часовой на посту. Когда проснулся Койотито, Хуана положила его на землю и стала смотреть, как он сучит ручками и ножками. Малыш улыбался и агукал, пока она не улыбнулась в ответ. Хуана подобрала с земли палочку и пощекотала его, а потом напоила водой из тыквенной бутылки, которую несла с собой в узелке.

Кино заворочался во сне, гортанно вскрикнул, задергал рукой в воображаемой схватке. Потом застонал и внезапно сел. Глаза у него были широко распахнуты, ноздри раздувались. Он прислушался, но услышал только потрескивание зноя да тихий звон дали.

– Что случилось? – спросила Хуана.

– Тише, – ответил он.

– Просто дурной сон.

– Возможно.

Однако Кино не находил себе места. Когда Хуана дала ему кукурузную лепешку, он то и дело переставал жевать и прислушивался. Кино нервничал, постоянно оглядывался через плечо, хватался за нож и проводил пальцем по острию. Едва Койотито начал агукать, Кино сказал:

– Пусть замолчит.

– Что такое? – спросила Хуана.

– Не знаю.

Кино снова прислушался. Глаза его горели животным огнем. Он молча встал и, низко пригибаясь к земле, начал осторожно пробираться к дороге. Однако на дорогу не вышел, а притаился за колючим деревцем и поглядел в ту сторону, откуда они пришли.

И тут Кино заметил их. Он застыл на месте, пригнул голову и выглянул из-под упавшей ветки. Вдали виднелись три человеческие фигуры – две пешие и одна конная. Кино понял, кто это, и по спине у него пробежал холодок. Даже с такого расстояния он видел, что двое пеших движутся медленно, низко склонившись над землей. То и дело один останавливался и что-то внимательно разглядывал, и к нему тут же присоединялся другой. Следопыты. Чуткие, как собаки, они могут выследить даже толсторогого барана в голых каменных горах. Если Кино с Хуаной ступили где-то мимо колеи, эти охотники из внутренних земель полуострова непременно заметят, прочтут по сломанной травинке или кучке пыли. Позади них ехал темнокожий всадник. Лицо у него было закрыто одеялом, поперек седла лежало поблескивающее на солнце ружье.

Кино лежал, прямой и неподвижный, как скрывающая его ветка, и почти не дышал. Он отыскал глазами то место, где заметал следы. Даже разровненный песок мог привлечь внимание следопытов. Кино хорошо знал этих ищеек из внутренних земель. Они жили охотой в краю, где почти не было дичи. И сейчас они охотились на него. Словно звери, следопыты обыскивали каждую пядь земли, замечали какой-нибудь знак и склонялись над ним, а всадник тем временем терпеливо ждал.