О мышах и людях. Жемчужина

Когда громыхнул выстрел, Кино был уже в прыжке. Огромный нож рассек воздух. Что-то сухо хрустнуло: это лезвие пронзило шею и вошло глубоко в грудь. Кино превратился в ужасную машину для убийства и действовал с нечеловеческой силой и быстротой. Одной рукой он выдернул из трупа нож, другой схватил ружье. Потом резко развернулся и, словно дыню, раскроил голову второму врагу. Третий, точно краб, отполз в сторону, соскользнул в озерцо и стал отчаянно карабкаться по обрыву, с которого тонкой струйкой стекала вода. Он цеплялся руками и ногами за спутанные лозы дикого винограда, всхлипывал и что-то жалобно бормотал. Но Кино сделался холоден и смертоносен, как сталь. Он взвел курок, тщательно прицелился и выстрелил. Следопыт рухнул в озерцо. Кино неспешно подошел к воде. В лунном свете ему были видны обезумевшие глаза врага. Он прицелился точно между ними и выстрелил снова.

Кино растерянно замер. Что-то было не так: какой-то сигнал пытался дойти до его сознания. Древесные лягушки и цикады больше не пели. И тут раскаленный от напряжения ум прояснился, и Кино узнал этот звук – отчаянный, тоскливый, душераздирающий крик, который доносился из пещеры в склоне горы. Крик смерти.

* * *

Каждый в Ла-Пасе помнит, как они вернулись. Возможно, кое-кто из стариков видел их возвращение собственными глазами, но даже те, кто слышал о нем от отцов и дедов, помнят его не менее ясно. Событие это поразило всех.

Золотой день незаметно перетекал в вечер, когда первые ошалелые мальчишки пробежали по городу с вестью: «Кино с Хуаной вернулись!» Разумеется, все поспешили на них посмотреть. Солнце клонилось к западным горам, отбрасывая на землю длинные тени. Возможно, именно поэтому возвращение Кино с Хуаной оставило такой глубокий отпечаток в душе у тех, кто его видел.

Они пришли в город по разбитой проселочной дороге. Шагали не гуськом, как обычно – Кино впереди, Хуана сзади, – а бок о бок. Солнце светило им в спину, и перед ними ползли две длинные тени: казалось, Кино с Хуаной несут с собой два столба тьмы. Кино держал на плече ружье, Хуана несла за спиной узелок из шали, где лежало что-то маленькое, тяжелое и безжизненное. Узелок, покрытый засохшей кровью, слегка покачивался при каждом шаге. Лицо Хуаны было сурово, изрезано морщинами и неподвижно от усталости и напряжения, которым она пыталась эту усталость побороть. Ее широко раскрытые глаза смотрели куда-то внутрь, и вся она казалась такой же далекой и недосягаемой, как небо. Зубы у Кино были стиснуты, губы плотно сжаты. Грозный, подобно надвигающейся буре, он внушал страх. Говорят, в обоих чувствовалось нечто, выходящее за пределы человеческого понимания: они прошли сквозь боль и теперь стояли по другую ее сторону, окруженные стеной почти магической защиты. Те, кто собрался на них посмотреть, подались назад, давая дорогу, и даже не попытались с ними заговорить.

Кино с Хуаной шли по городу так, словно его не существовало: не взглядывали ни направо, ни налево, ни вверх, ни вниз, а смотрели прямо перед собой. Они переставляли ноги мелкими рывками, словно ловко сделанные деревянные куклы, а вокруг них клубились столбы черного страха. Брокеры глазели на них сквозь зарешеченные окна, слуги припадали одним глазом к щели в воротах, матери заставляли младших детей отвернуться и прижимали их лицом к своим юбкам. Бок о бок прошли Кино с Хуаной через город из камня и штукатурки, миновали плетеные хижины. Соседи расступались, давая им пройти. Хуан-Томас приветственно поднял руку, да так и застыл с поднятой рукой и непроизнесенным приветствием на губах.

В ушах у Кино пронзительно, словно крик, звучала песня семьи. Он стал неуязвим и ужасен, и песня его превратилась в боевой клич. Кино с Хуаной прошли мимо выжженного квадрата, где когда-то стоял их дом, и даже не посмотрели в ту сторону; пробрались через заросли кустарника, обрамляющие песчаный берег, и осторожно спустились к воде. На разбитое каноэ они тоже не взглянули.

У самой кромки воды они остановились и поглядели вдаль. Затем Кино положил ружье на песок, порылся в складках одежды и достал великую жемчужину. Ее поверхность казалась серой и изъязвленной. Оттуда на него смотрели злобные лица, а в глубине полыхало зарево пожара. Кино увидел в жемчужине безумные глаза лежащего в воде человека, увидел Койотито с отстреленной макушкой. Жемчужина стала уродливой и серой, как злокачественный нарост. В голове у Кино звучала ее музыка, извращенная и безумная. Его рука слегка дрогнула. Он медленно повернулся к Хуане и протянул ей жемчужину. Хуана стояла рядом, по-прежнему держа на плече свою мертвую ношу. Она взглянула на жемчужину, затем посмотрела ему в глаза и тихо произнесла:

– Нет. Ты.

Тогда Кино размахнулся и со всей силы бросил жемчужину в море. Они смотрели, как она летит, сверкая и вспыхивая в лучах заходящего солнца. Потом по воде пошли мелкие круги. Кино с Хуаной еще долго стояли бок о бок и не сводили глаз с этого места.