— Ладно, ладно. Но заруби себе на носу, что от неё нужно держаться подальше, потому что это не баба, а мышеловка, если я что–то в этом смыслю. Пусть Кудряш отдувается — сам виноват, что вляпался в это дерьмо. Перчатка с вазелином… — Джордж презрительно поморщился. — Готов поспорить, он пьёт сырые яйца и выписывает патентованые лекарства.
Ленни вдруг воскликнул:
— Мне здесь не нравится, Джордж. Это плохое место. Я хочу уйти отсюда.
— Придётся потерпеть, пока не получим бабки. Ничего не поделаешь, Ленни. Но мы уйдём сразу, как только сможем. Мне здесь нравится не больше, чем тебе, поверь. — Он вернулся к столу и взялся раскладывать новый пасьянс. — Нет, мне здесь совсем не нравится, — говорил он. — Да я бы в два счёта убрался отсюда, если б у нас была пара баксов в кармане. Мы бы свалили и пошли бы вверх по Американке мыть золото. Там–то мы наверняка имели бы по паре баксов в день и могли бы скопить деньжат.
Ленни живо наклонился к нему и взмолился:
— Уйдём, Джордж. Давай уйдём отсюда. Здесь плохо.
— Мы останемся, — отрезал Джордж. — Так что заткнись. Эти парни идут сюда.
Из умывальни, расположенной неподалёку, донёсся звук бегущей воды и громыхание тазов. Джордж изучал карты.
— Может, нам тоже пойти умыться? — сказал он. — Хотя мы, вроде, не делали ничего такого.
В дверях возник высокий мужчина. Под мышкой он держал помятый стетсон и обеими руками зачёсывал свои длинные, чёрные, влажные после умывания, прямые волосы. Как и другие, он был одет в синие джинсы и короткую джинсовую куртку. Закончив причёсываться, вошёл в комнату. Держался он с благородным достоинством, которое пристало разве что членам королевского семейства и старшим работникам. Он и был старшим погонщиком — этаким принцем на ранчо — умел управляться с десятью, шестнадцатью, а то и двадцатью мулами. Он мог взмахом кнута ухлопать муху, усевшуюся на крупе коренного, и при этом не коснуться шкуры мула. В его манерах было такое степенное достоинство, а спокойствие его было столь глубоко, что когда он заговаривал, все умолкали. Его авторитет был настолько велик, что его слова принимались без возражений, шла ли речь о политике или амурных делах. Это был Ловкач. Его рубленое лицо не имело никаких признаков возраста. Ему могло быть как тридцать пять, так и пятьдесят три. Его ухо умело слышать больше, чем ему сказано, а неторопливая речь играла обертонами хорошо вызревшей мысли. Его большие худые руки были столь же изящны в движениях, как руки танцора.
Он неторопливо разгладил мятую шляпу, заломил тулью и надел. Потом дружелюбно посмотрел на двух незнакомцев в бараке.
— На дворе солнце, зараза, так и наяривает, — с мягким спокойствием произнёс он. — А тут чёрта лысого разглядишь. Вы новенькие, парни?
— Только прибыли, — ответил Джордж.
— Угу. Пойдёте на ячмень, небось?
— Ну да, хозяин, вроде, так сказал.
Ловкач уселся на ящик у стола напротив Джорджа и некоторое время изучал карточный расклад.
— Надеюсь, вы будете в моей бригаде, — сказал он. Его породистый голос звучал спокойно и неторопливо. — У меня есть пара придурков, которые не отличат мешок с ячменём от трипака. А вы, парни, когда–нибудь имели дело с ячменём?
— Чёрт, а как же, — сказал Джордж. — За себя ничё такого не скажу, а вот этот здоровенный бугай может в одиночку поднять столько зерна, сколько другие на двоих не потянут.
Ленни, который внимательно следил за беседой, переводя взгляд с одного на другого, довольно улыбнулся отзыву Джорджа. Ловкач одобрительно взглянул на здоровяка. Он наклонился над столом и прищёлкнул уголком карты.
— Вы, парни, путешествуете вместе? — его голос звучал дружелюбно, располагал к доверительной беседе.
— Ну да, — ответил Джордж. — Мы, типа, присматриваем друг за другом. — Он указал на Ленни большим пальцем. — Соображает он не шибко, но зато чертовски хороший работяга. Отличный парень, правда, но не шибко мозговитый. Я давно его знаю.
Ловкач смотрел будто сквозь Джорджа, куда–то ему за спину.
— Угу. Немного есть парней, которые бродят вместе, — он задумался. — Я не знаю, почему так выходит. Может, каждый в этом чёртовом мире опасается другого.
— Много лучше в компании с парнем, которого знаешь давно и хорошо, — сказал Джордж.
Дородный, с большим животом мужчина вошёл в барак. С его головы падали капли воды после умывания.
— Здоро́во, Ловкач, — сказал он, потом остановился и уставился на Джорджа с Ленни.
— Эти парни только что пришли, — сказал Ловкач, словно представляя их.
— Рад знакомству, — сказал вошедший. — Меня зовут Карлсон.
— Я Джордж Милтон. А это — Ленни Смолл.
— Рад знакомству, — повторил Карлсон. — Ничего себе, маленький[2]
, — он рассмеялся собственной шутке. — Да нет, совсем даже не маленький. Хотел спросить тебя, Ловкач, как там твоя сука? Чё–то я не видел её нынче утром под твоей повозкой.— А она ощенилась ночью, — сказал Ловкач. — Девять штук. Четверых я сразу утопил — ей не выкормить девятерых.
— Выходит, пятеро остались, а?
— Ну да, пять штук. Я выбрал самых здоровых.
— Что за собаки будут, как думаешь?