О начале человеческой истории

В какой-то мере устойчивость набора каменных «орудий» может зависеть, как уже сказано, от наличных в данной местности типов сырья (гальки, желваки, выходы вулканических пород и пр.) и от технической взаимосвязи между числом ядрищ и отщепов, от других материально-технических факторов. Но, видимо, главная причина долговременной наследуемости пропорций типов обработки камня состоит в непосредственной близости имитирующего к имитируемому индивиду, так сказать, в межиндивидуальной плотности имитативных действий. Согласно новейшим экспериментам[312], изготовление каменного «орудия» требовало от нескольких минут максимум до получаса; высокоимитативный свидетель, наблюдавший серии этих сменяющихся движений и получающихся предметных эффектов, повторял и усваивал не отдельный маленький комплекс, а именно динамические стереотипы целых цепей действий и результатов, целые долгие комплексы операций с раскалыванием и обработкой камней. Следовательно, не он сам, а только классификатор-археолог расчленяет его действия на малые циклы по отдельности.

Таким образом, изобретение статистического метода в палеолитоведении совершенно неожиданно для его авторов и поборников открыло поле для более трезвых психологических выводов, чем прежние.

Примером этого противоречия может послужить книга Г. П. Григорьева — исследование о мустьерской эпохе и начале верхнего палеолита[313]. Оно очень основательно, очень эрудировано в том, что касается археологии, геологии и антропологии, но автор далёк от современной научной психологии или психолингвистики и поэтому нагромождает социологические и историко-культурные фантасмагории о жизни «предплемён» мустьерского времени (гл. X). На самом деле единственное, на что даёт право археологическая статистика, это констатировать нарастающее в мустьерское время обособление и консолидацию биологических популяций (а не «предплемён»), связанных имитативностью, достигающей внутри каждой такой популяции огромной силы. Если Григорьев, накладывая на карту археологические «варианты», обнаруживает на многих географических территориях перекрытие, чересполосицу, в частности, частичное наложение разных «вариантов» друг на друга на окраинах, отсюда вытекает довольно наглядное представление о некоторой диффузии и контакте смежных популяций между собой. Эти зоны перекрытия представляют, несомненно, весьма большой палеопсихологический интерес.

Первым этажом палеолитической имитации, который мы можем наблюдать в более или менее изолированном или чистом виде на «олдовайской» стадии галечных орудий, на чопперах, на дошелльских изделиях, впрочем и вообще преобладающим в нижнем палеолите, является имитирование последовательного комплекса движений при изготовлении либо одного типа орудий, либо однотипного технического пучка — ядра-отщепы. Но уже на этом нижнем этаже, как бегло отмечено выше, палеопсихология может предположительно констатировать, особенно при переходе от шелля к ашёлю, движение от имитации преимущественно действий по изготовлению каменного изделия к имитации самого изделия, его стереотипной и отчётливой формы (впрочем, всё равно опирающейся в конечном счёте на сигнализируемый этим предметом имитируемый комплекс движений). Второй этаж — имитирование уже целых наборов изделий, различающихся между собой; вот это и есть «вариант», по терминологии Г. П. Григорьева, или «культура», по терминологии других археологов. Наконец, третий этаж, наблюдаемый в указанных зонах перекрытия, это имитирование сразу двух, может быть, и более, комплексов или «вариантов». Всё это показывает весьма сложную имитативную деятельность внутри популяций, на территориях их расселений и их диффузий.

Не должна ли всё-таки идти речь об «идеях», об «изобретениях» для истолкования статистики, топографии, морфологии этих камней, обработанных разными приёмами? В таком случае всё-таки необходимо было бы предположить и соучастие языка.