Однако присмотримся, к каким конкретным представлениям должна будет привести нас эта посылка, что тешик-ташский палеоантроп охотился на все перечисленные 35 или более видов зверей и птиц. Охота на каждый вид должна была иметь свои большие технические особенности. Нельзя смотреть на далёкое прошлое глазами современного человека, который из ружья может стрелять в любую дичь. У мустьерского палеоантропа не было даже лука и стрел, с помощью которых можно охотиться на разнообразную дичь. Никаких других универсальных орудий убоя мы у него тоже не можем предполагать. Но сами обобщающие понятия «охота» и «дичь» тесно связаны с существованием именно универсального орудия убоя, которое благодаря действию на расстоянии в известной мере нивелирует видовые различия дичи. С того момента, как удалось её выследить и приблизиться к ней на нужную дистанцию, всё зависит уже только от меткости выстрела. Видовые различия дичи определяют только стадию выслеживания, подкарауливания, приманивания и т. п., что говорит о колоссальном многообразии приёмов, вследствие этого даже и при наличии универсального орудия убоя требуется значительная специализация среди охотников. Чем короче дистанция, необходимая для убоя, тем более возрастает значение стадии выслеживания, подкарауливания, скрадывания (или приманивания) дичи, тем большая требуется специализация приёмов, связанных с видовыми особенностями дичи. Это можно пояснить примером и из мира животных: наземные хищники-убийцы специализированы в среднем на убое более ограниченного круга видов, чем пернатые хищники, имеющие возможность преследовать добычу или падать на неё с огромной дистанции. Но тешик-ташского палеоантропа нельзя сопоставить с хищником, так как по скорости передвижения он, надо думать, уступал перечисленным видам и был неспособен их преследовать. Дистанция же, с которой он мог их убить, является совершенно минимальной, и вероятнее всего, что речь может идти лишь о контактном, а не дистантном убое. В самом деле, единственным средством дистантного убоя для него могло служить бросание камней или палок. Для попадания в птиц и грызунов, перечисленных выше, или для смертельного попадания в более крупных животных, требовалась бы чрезвычайная меткость броска. Однако Г. А. Бонч-Осмоловский привёл серьезные антропологические аргументы в пользу того, что неандерталец не был в состоянии координировать нужные для сильного и меткого метания движения или, во всяком случае, обладал этой способностью в значительно меньшей степени, чем современный человек[408]
. Обычное возражение на аргументы Г. А. Бонч-Осмоловского состоит в том, что даже обезьяны не лишены способности бросания и попадания в цель (опыты Л. И. Каца). Однако обезьяны делают эти бросательные движения не от плеча, без размаха, без приложения силы, и, следовательно, эти наблюдения доказывают наличие у них совсем иного координационного механизма, чем тот, о котором говорил Г. А. Бонч-Осмоловский и который необходим для смертельного броска чем-либо в животное на расстоянии. Для нас сейчас вполне достаточно того, что исключается прямое перенесение на неандертальца кажущегося ныне естественным представления об «охоте» и «дичи», сложившегося в связи с дистантными способами убоя. А чем более исключается дистантность, тем более, как уже сказано, выступает на первый план специализация применительно к видовым особенностям животных. Но тем самым проблема приближается, по существу, больше к технике ловли животных, чем их убоя. Главное в ловле зверей и птиц это приманка, а также те или иные ловящие или пришибающие добычу приспособления. Птицеловы и охотники знают, что почти для каждого вида требуется своя особая приманка. Технические приспособления также требуют полной видовой индивидуализации.