О начале человеческой истории

Итак, приведённые аргументы исключают гипотезу о применении тешик-ташцами загонной охоты на горных козлов, ввиду специальной приспособленности последних к скальному образу жизни. Нет необходимости столь же подробно рассматривать все другие гипотезы.

А. П. Окладников допускает, хотя и «при весьма малой вероятности», что тешик-ташцами вполне мог применяться тот способ охоты на горных козлов, который, по словам киргизских охотников, применяет медведь: он якобы скатывает на них огромные камни[459]. Эта легенда, почерпнутая у Д. Н. Кашкарова[460], легко опровергается, если опять-таки учесть экологические особенности сибирского козерога. Он великолепно приспособлен не только к скалам, но и к каменным осыпям[461]. При передвижении по каменным осыпям козлу случается потревожить камень, вызвать камнепад, — для стада сибирских козерогов падающий камень это обычная, а не экстраординарная опасность. Ни медведь, ни тешик-ташец не могли бы застать врасплох козлов, спустив на них сверху камень, ибо они чутко реагируют на всякий камнепад. Да и немыслимо прицельно направить катящийся и подпрыгивающий тяжелый камень именно на определённого козла внизу.

В силу экологических особенностей горного козла отпадает также всякая мысль об охоте на него либо с помощью ловчих ям на тропах (так как вырыть их в каменном грунте тешик-ташец, конечно, не мог), либо с помощью тех или иных деревянных ловушек. Последние применимы только в лесу, а горные козлы обитают выше древесно-кустарниковой растительности и посещают зону хвойного леса лишь спорадически, редко, почти исключительно в зимних условиях[462].

Путём исключения мы подходим к единственной гипотезе о способе охоты тешик-ташцев на горных козлов, в которой есть хоть малое правдоподобие. Это — применение петель, расставленных на тропах козлов. Характерно, что и ирбис (Felis irbis) обычно подкарауливает горных козлов на тропах, по которым они передвигаются[463]. На Алтае местные жители ставят современные ловушки для горных козлов (только для молодых) на их тропинках[464]. Расстановка петель для козлов на их тропах мало практикуется в наши дни, так как считается приёмом не добычливым[465]. Он требует ландшафта не типичного для горных районов, потому что петли должны прикрепляться к деревьям, хотя бы стоящим редко, как бывает на верхней границе зоны арчевника. Но что делает более чем сомнительной возможность применения петель тешик-ташцами, это необходимая большая прочность и длина верёвки. Горный козёл очень силён, петля для него требуется такая же, как на медведя, т. е. из очень крепкой верёвки или из проволоки[466]. Так, в Северо-Западной Монголии буряты, среди прочих способов охоты, ставят на козлов петли из проволоки, пользуясь для расположения этих проволочных петель тропинками, проложенными самими козлами[467]. Мог ли тешик-ташец, на его мустьерском техническом уровне, делать (из растительного волокна или из кожи) петли настолько же прочные, как проволочные, чтобы козёл не мог их разорвать, к тому же достаточно длинные? Ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Никакие данные истории материальной культуры не говорят в пользу такого допущения.

Таким образом, обзор всех гипотез о способах охоты тешик-ташца на горного козла приводит нас к выводу, что никакой вид охоты, по-видимому, не мог тут систематически практиковаться. Но раз исключается систематическая охота тешик-ташского палеоантропа на горных козлов, то остаётся только два пути для истолкования костных скоплений в гроте Тешик-Таш.

Можно предположить, что пребывание неандертальцев в горах Байсун-Тау было кратковременным и случайным. В таком случае и самые примитивные приёмы охоты могли оказаться успешными, поскольку горные козлы, никогда не видевшие такого существа, может быть, и подпускали его вплотную. Некоторое время он мог убивать этих непуганых животных запросто, а затем должен был покинуть горный ландшафт Байсун-Тау и опуститься к обычным условиям своего обитания. Такое предположение вполне допустимо, и даже наличие в гроте Тешик-Таш не одного, а пяти культурных прослоек, не исключает его полностью, ибо можно представить себе и пятикратное кратковременное проникновение группы неандертальцев в высокогорный район. В таком случае Тешик-Таш представляет собою памятник случайного характера. На основании его нельзя будет делать никаких обобщений о постоянном способе питания даже данной группы неандертальцев.

Но можно пойти по другому пути и допустить, что этот памятник отражает более или менее длительный, устойчивый, постоянный образ жизни тешик-ташцев. В пользу этого пути говорит и обнаружение Г. В. Парфеновым и А. П. Окладниковым нескольких других мустьерских памятников в Байсунском районе. Попробуем избрать этот путь, более заманчивый для науки, ибо ей нечего делать со случайностями.