О наречіяхъ рускаго языка.

Напередъ всего языки ламанскій или офенскій: онъ далеко неполонъ и ограничивается нужнѣйшимъ въ быту ходебщиковъ. Начало его не извѣстно; родина — Алексинская волость, Ковровскаго уѣзда (Владимірской губ.), откуда уже въ 1700 году разсыпа́лись ходебщики, коробейники по всей Росіи, называя сами себя страннымъ именемъ масыковъ. Торговля эта нынѣ въ упадкѣ, а съ нею и языкъ, который впрочемъ распространился, съ нѣкоторыми отмѣнами, между такими же мелочными торговцами и въ нѣкоторыхъ другихъ губерніяхъ: въ Костромской, Тверской (Бѣжецкъ), даже Симбирской и Рязанской. Замѣтимъ мимоходомъ, что покойный Макаровъ помѣщалъ въ словарѣ своемъ, безъ разбора, офенскія слова, приписывая ихъ тому либо другому мѣстному наречію: примѣру сему послѣдовала и академія наша, помѣстивъ въ областномъ словарѣ своемъ, безъ всякой оговорки, нѣсколько офенскихъ словъ. Придуманный языкъ этотъ сшитъ многими поколѣніями исподволь изъ переиначенныхъ рускнхъ словъ, коимъ дано, по какимъ либо отношеніямъ ихъ, иное значеніе; есть слова мѣстныя, занесенныя ходебщиками изъ дальнихъ отъ родины ихъ концевъ Руси; есть вновь придуманныя, по рускому складу; граматика и все строеніе речи, разумѣется, рускія. Вотъ обращикъ:

Мисо́вской куре́хой стремыжный бендюхъ прохандырили трущи: лохи биряли колыги и гомза, кубы биряли бряеть и въ устреку кундяковъ и ягренятъ; аламонныя карюки курещалн курески, ласые мещаты грошались. То есть: Въ нашей деревнѣ третьяго дня проходили солдаты; мужики угощали ихъ брагой и виномъ, бабы подавали ѣсть, а въ дорогу надавали пироговъ, яицъ и блиновъ; красныя дѣвки пѣли пѣсни, малые жъ ребята смѣялись.

У владимірскихъ офеней кафтанъ — шистякъ, у симбирскихъ — шерснякъ; шаровары — шпыни. влад. и чнары, симб., сукно шерсно и вехно; но бо́льшая часть словъ одни и тѣ-же. Иныя прямо рускаго происхожденія: двери — скрипы; кнутъ — визжакъ; дитя — па́щенокъ; дѣлать — масты́рить; домъ — курёха; другія, неизвѣстнаго: дворъ — рымъ; деньги — юсы; дрова — воксари, и пр. Иногда слова составлены одно по другому, по рускому образцу: Богъ — Стодъ; богатый — сто́день; долгъ — шилгъ; долго — шилго; жечь — ду́лить; жарко́е — дульное; иногда рускимъ словамъ дано иное значеніе: городъ называется костеръ; умереть — отемнѣть; мнимое же сходство офенскаго языка съ греческимъ едва ли не ограничивается словомъ хирки, руки, при чемъ надо вспомнить, что и въ Нерехтѣ и Галичѣ рукавицы зовутъ нахирегами. Впрочемъ, пенда. пять, и деканъ, десять, въ счетѣ офенскомъ также замѣчательны, по такому же сближенію.[5]

Костромскіе шерстобиты, таскаясь съ лучка́ми своими по всей Руси и подражая ковровцамъ, также сложили себѣ свой языкъ, частію перенявъ офенскій, а частію переиначивъ и добавивъ его своимъ сочиненіемъ. Можетъ быть я приложу, въ концѣ словаря, словарики офенскій и шерстобитовъ.

Въ Рязанской и Тверской губерніяхъ записные нищіе, по промыслу, и мошенники, воры, конокрады, звере́нщики, говорятъ почти тѣмъ же офенскимъ языкомъ, съ небольшими только измѣненіями, и называютъ его кантюжнымъ.

Столичные, особенно питерскіе, мошенники, карманники и воры различнаго промысла, извѣстные подъ именемъ мазуриковъ, изобрѣли свой языкъ, впрочемъ, весьма ограниченный и относящійся исключительно до воровства. Есть слова общія съ офенскимъ языкомъ: клёвый — хорошій; жуликъ — ножъ, но также воришка; ле́пень — платокъ; ширманъ — карманъ; пропу́лить — продать; но ихъ немного, больше своихъ, напримѣръ: бутырь — городовой; фараонъ — будочникъ; стрѣла — казакъ; канна — кабанъ; камышевка — ломъ; мальчишка — долото, и пр. Этимъ языкомъ, который называется у нихъ байковымъ, или по-просту, музыкой, говорятъ также всѣ торговцы Апраксина-двора, какъ надо полагать, по связямъ своимъ и по роду промысла. Знать музыку — знать языкъ этотъ; ходить по музыкѣ — заниматься воровскимъ промысломъ. Вотъ обращикъ этого говора:

Что стырилъ? Срубилъ шмель да выначилъ скуржаную лоханку. Стре́ма, каплюжникъ: перетырь жулику да прихерься. А ты? угналъ скамейку да проначилъ на веснухи. То-есть: Что укралъ? Вытащилъ кошелекъ да серебряную табакерку. Чу, полицейскій: передай мальчишкѣ; да прикинься пьянымъ. А ты? укралъ лошадь да промѣнялъ на часы.

Коновалы, конокрады, барышники также составили родъ условнаго мошеническаго языка, еще болѣе ограниченнаго и притомъ образованнаго сплошь изъ перековерканныхъ татарскихъ словъ и искаженнаго татарскаго счета, чему можно видѣть примѣры въ словарѣ Бурнашева.