По воскресеньям мы иногда ездили с дядей Мишей купаться подальше, на песчаную отмель. Вода на отмели была совсем прозрачная, и нам очень хотелось поймать рыбешек, которые шныряли у самого берега. С этой целью мы использовали в качестве невода дяди Мишины пижамные штаны. Когда в полосатой ванночке из штанов наконец оказывались мальки, мы отпускали их обратно в воду. Дядя Миша нырял, поднимая над водой зажатые в кулак очки. Пожалуй, только в эти часы я видела его отдыхающим. Лицо его переставало быть напряженным, как это бывает на официальных фотографиях. Вообще-то у него было, по крайней мере, одно любимое занятие - косить на рассвете. Но удавалось это ему нечасто, а мы в это время спали.
Остальные дни недели мы делили между лесом и рекой. Противоположный берег Москвы-реки был низким, и там в луговой траве росла настоящая дикая клубника - некраснеющая крупная ягода с удивительным ароматом. Ее было немного, и, набрав горсть, мы ее тут же съедали. Кроме клубники, на тот берег стоило плавать за полевыми цветами. Запахи там были такие, что как-то перед грозой мы, девочки, вернулись оттуда с жестокой головной болью. "Баба" выговаривала нам, что по глупости мы, "городские", нанюхались дурман-травы.
Мне хотелось знать, как дурман-трава выглядит, но никаких справочников в доме не было. Книг на даче было не так уж много. Занимавшие целую стену в "кабинете" книжные шкафы в основном пустовали, как, впрочем, и сам "кабинет", куда дядя Миша даже не заходил - он никогда не работал дома. Кончилось тем, что эту комнату отдали детям. Мы с Борисом перешли туда спать, а в книжных шкафах поселились его бумажные солдатики.
Насколько я помню, увлечение солдатиками было связано с тем, что все мы тогда взахлеб читали и перечитывали "Войну и мир". Это, несомненно, была наша главная книга. Кира, старше меня всего на полтора года, была уже "барышня". Естественно, что она примеряла к себе роль Наташи Ростовой. Тем самым мне - по умолчанию - доставалась роль Сони. Это, конечно, меня не устраивало, и мы ссорились - ненадолго.
До эпохи акселерации было еще очень далеко. Наша летняя одежда, несмотря на кардинальную разницу в социальном положении родителей, исчерпывалась ситцевым платьем и трусиками. Кира, однако, куда более, чем я, была занята своей внешностью. По сравнению с ней я психологически еще долго оставалась ребенком, хотя, как я теперь понимаю, интеллектуально ее обгоняла. Видимо, я рано стала "почемучкой" - но поскольку в детстве я преимущественно бывала одна, свои вопросы я адресовала не родителям, а книгам.
На дачу нам регулярно доставляли небольшую брошюру, которую все называли "список". Это был перечень новых книг, которые можно было выписать бесплатно и без ограничений. Дети тоже что-то выписывали, хотя я помню только "Тайну профессора Бураго" - был такой шпионский роман, выходивший отдельными выпусками. Зачитывались мы с Кирой преимущественно русской классикой. Именно в Архангельском я прочла почти всего Тургенева, Гончарова, пьесы Чехова. Если заряжал дождь, то в доме могло быть совсем тихо с утра до вечера. Кира читала, сидя на диване у стоячей лампы. Там же, в кабинете на большом ковре, лежала я с книжкой, а рядом Борис на корточках строил в каре своих гусар. Борис погиб в Бурже в 1973 году при катастрофе нашего суперсамолета. Так я и запомнила его мальчиком с челочкой и веснушками на носу.
Я упоминала выше Сошу, родственницу тети Маки. У Соши было серьезное музыкальное образование, но что более важно - сама она была очень музыкальна. Благодаря ей ко мне вернулась совершенно заброшенная с начала войны музыка. Зная ноты, я не умела предаваться тому, что принято называть "музицированием". В моей памяти начало нашего общего с Кирой увлечения пением вместе с Сошей связано с известной сценой из "Войны и мира", где Николай, Наташа и Соня поют втроем романс "Ключ". Балы или охота случались в книгах, а играть на фортепиано и петь на два голоса можно было в жизни. Пока Соша гостила на даче, мы со страстью отдавались этому занятию. Так мы "спели" основной репертуар русского городского и классического романса и отчасти, оперы, тем более что русская оперная классика к тому времени нам с Кирой была частично знакома благодаря спектаклям Мариинского театра, эвакуированного в Пермь. "Спели" в кавычках потому, что у меня был неплохой слух, но никакого голоса, а у Киры - если мне не изменяет память какой-никакой голос был, но не было особой музыкальности. Впрочем, важно иное. "То было раннею весной" или "Мы сидели с тобой у заснувшей реки" в дальнейшем были для меня уже не просто музыкой.
Нарисованная мною картинка выглядит идиллией. Это и была идиллия причем идиллия усадебная и специфически русская. Архангельское одарило меня русской природой, русской классикой и русской музыкой.