О нас

В полутемной комнате Демидова не могла видеть экрана обнаженной стены Дома Номер Первый. Если бы у стены были слова, то она сказала бы, что это -печальный триумф. Сейчас, когда человек натягивает на себя тряпки от холода и закусывает махоркой самогон, -- ему оказываются нужными и стихи, и сказки о любви и тепле. Сейчас самодельные кустарные книжечки зачитываются до дыр, ходят по рукам, переписываются, выучиваются наизусть. Потом, когда вместо коек с соломой будут гарнитуры мебели, у подъезда дожидаться автомобиль и человек запахнется в шубу, и будет колебаться -- куда ему поехать в отпуск? -- тогда лирическая чепуха будет или брошена в печку, или валяться в углу у многих, и поэты снова станут никчемушными людьми ... но стена молчит.

* * *

Произошел редкий случай: тевтону Гансу пришла в голову не только мысль, но и неплохая к тому же. От слабенького огонечка адвентного венка он сразу притих, и вечером того же дня заявил Оксане:

-- Давай делать "Криппе"!

Пришлось звать на помощь других, объяснивших, в чем дело: по русски это -- рождественский "вертеп", но немцы делают иначе -- ясли. Оксана поняла сразу, и мысль ей понравилась: вышло произведение искусства. Они оба выпиливали, рисовали, клеили целую неделю. На доске выросла хижина из фанерки, подкрашенная под бревна. Крыша была из настоящей коры, -- Ганс ободрал где то дерево, и получилось замечательно. Над крышей сияла позолоченная звезда, прикрепленная за хвост, а фигурки животных, волхвов, Девы с младенцем были выпилены из фанеры, стояли на подставочках и светились нежными красками. Увидев их в готовом виде, Разбойник умилился и пообещал устроить в Сочельник грандиозную елку! Дочка просила купить ей ясли, но теперь не до игрушек, зато будет елка... он из принципа всегда обещал все, небрежно разбрасывая направо и налево мыльные пузыри. Ему ничего не стоит, а пусть люди верят и радуются. Потом образуется как нибудь.

В магазине ясли купили сразу, для витрины, не торгуясь! Купили бы еще, если бы было время сделать. В пустой витрине лежало всего пять старых шишек, обсыпанных чем то белым. Календарей тоже не было, но двадцать четвертого декабря Сочельник -- без стрельбы, без налетов -- хотя и без елок тоже.

Хорошо бы забиться в теплый угол, ну, хоть одеяло натянуть так, чтобы ноги согрелись -- и не думать ни о чем. Ни-о-чем...

В ночь на Сочельник Владек-Разбойник и Ганс отправились в экспедицию. Уголь, брикеты, и обломки, которыми топилась печка, угрожающе кончились. Оксана, продав ясли, купила брикетов, и одолжила им четыре -- но что же это за топливо? А Владек присмотрел лестницу и полчаса шептался с Гансом. Лестница была, что надо: крепкая, сухая, мирного времени, и длины необычайной: пожарная лестница, метров восемь, если не десять. Теперь ее положили поперек боковой улицы, чтобы загородить ее от редких прохожих: по обеим сторонам качались от ветра развалины и могли обрушиться. Впрочем, о прохожих американская полиция, "Эмпи", пост которой помещался сразу за углом, вероятно вовсе не думала, но развалины могли задавить и джипы тоже.

Вечером на улицы выходить не разрешалось -- но как будто впервые ...!

Да, на свете есть много непонятных вещей. И никто никогда не поймет, каким образом Ганс с Владеком, стащив лестницу из под самого носа эмпи, дотащили ее до двора Дома Номер Первый. Во двор она уже не влезала. Она легла поперек и загородила все. Она, если бы поставить ее торчком, уперлась бы прямо со двора в окошко на четвертом этаже! Привилось отказаться от первоначальной мысли втащить ее в это окно ...

Но кто высунется темной декабрьской ночью из того жалкого кусочка тепла, который удалось наконец ухватить под одеялом? Кому дело до странных звуков на дворе? Что то визжит, стучит, кто-то громыхает по лестнице, что то бухает, и неожиданный возглас не предназначен для слабонервных.

Да, но попробуйте попилить ручной пилой добросовестно сбитую довоенную лестницу. Попробуйте расколоть ее зазубренным топориком, этого верблюда! Скинули не только пальто -- в одних рубашках жарко стало. И темно ведь вдобавок, сколько раз по рукам саданули топором, хорошо еще, что он не колет почти!

Лестницу одолевали до утра. Уже в гнилом, чуть брезжущем рассвете, шумно топая -- теперь на все наплевать -- тащили оставшийся кусок -- украдут вмиг, только оставь! -- на четвертый этаж. Деревянные ступени старого дома трещали и гнулись под тяжестью. Лестница тыкалась обрубками, как поднятыми кверху пальцами, во все стекла, оставшиеся еще в коридорных дверях, выходивших на площадки. Она почему то не хотела лезть выше второго этажа. Ганс балансировал на перилах, чтобы повернуть ее под одному ему известным углом. Доннерветтер, не застрять же с нею на половине дома!

В комнате ярко загорелась печка. Куча дров занимала всю комнату. Владек систематически и аккуратно раскладывал их под кровати, под столы, надстраивал в углу "второй этаж". В другом углу, надежным запасом, стоял, подоткнув потолок, оставшийся кусок лестницы.