32. Пуэбло Бонито. Штат Нью-Мексико, США. X - XII века. Фрагмент. Перспективный разрез
Это уже скорее дом-город, чем дом-поселок. В подобных сооружениях, именуемых испанским словом пуэбло, проживало до 2000 жителей. Часть пуэбло была заброшена задолго до прихода белых завоевателей, часть - разрушена во время восстания индейцев-земледельцев против испанских поработителей.
Пуэбло Бонито, насчитывающее до 800 помещений, имеет в плане форму подковы, почти вплотную прижавшейся вершиной дуги к скальному обрыву. Поперечник «подковы» - 150 м, поперечник «жилой лестницы» - около 27 м в уровне земли; таким образом в центре пуэбло находится довольно большая незастроенная площадка.
На рисунке видно, что двери соединяют помещения внутри этажа, тогда как входы в «квартиры» устроены через люки в крыше, и пуэбло четырежды опоясано улицами-террасами, верхняя из которых служила в случае необходимости «площадкой» оборонительной стены. Большая часть темных помещений нижних этажей была занята складами кукурузы и бобов, кож и шерсти.
Круглое, заглубленное в землю сооружение, верхний уровень которого расчленен столбами, поддерживавшими кровлю, - это так называемая кива, помещение для мужских собраний. В пуэбло Бонито около тридцати кива, что указывает на сложную социальную организацию «дома». Наиболее крупное из кива расположено в центре «подковы» и служило, наверное, местом собрания старейшин дома-поселка
Описание келий российских отшельников монотонно и малоинформативно. Интереснее заглянуть далеко на Восток. Вот стихи Тао Юань-мина, поэта, после краха придворной карьеры удалившегося в глушь в 403 году:
«Укрыл я следы
за бедной дощатой дверью.
Уйдя далеко
от мира, порвал я с ним.
Вокруг погляжу,
никто обо мне не знает.
Простая калитка
захлопнута целый день…
И бедно, и тихо,
и пусто в моей каморке.
Здесь нет ничего,
что бы радость давало мне.
И только читаю тысячелетние книги.
Все время, все время
вижу подвиги старины…»
В этих стихах больше горечи об оставленном, чем наслаждения сущим, недаром дверь, калитка и книги - единственные названные предметы. Но через три года поэт словно обостряет зрение и слух:
«Целину распахал я
на далекой окраине южной,
Верный страсти немудрой,
воротился к садам и полям.
Вся усадьба составит
десять му или больше немногим.
Дом, соломою крытый,
восемь-девять покоев вместит.
Ива с вязом в соседстве
тень за домом на крышу бросают,
Слива с персиком рядом
вход в мой дом закрывают листвой.
…Во дворе, как и в доме,
ни пылинки от внешнего мира,
Пустота моих комнат
бережет тишину и покой.
Как я долго, однако, прожил
узником в запертой клетке
и теперь лишь обратно
к первозданной свободе пришел».