О нашем жилище

Точно такую же картину создал Диодор, повествуя о том, как в 409 году до н. э. карфагеняне захватили после изнурительного боя греческую колонию Селинунт на Сицилии: «Селинунтяне… столпившись у входов в узкие переулки, старались запереть улицы… Долгое время карфагенянам приходилось худо, так как они не могли оцепить селинунтян в узких переулках, - сделать это мешали им стены домов…» и т. д. Любопытно, что Платон, героизировавший архаическое прошлое, возводит в принцип именно эту архаическую систему: «…если уже нужны людям какие-нибудь стены, то надо с самого начала, при постройке домов так располагать частные жилища, чтобы весь город представлял одну сплошную стену; при этом благоограждением будет служить соответствие и сходство всех домов, выходящих на улицу. Приятно было бы видеть город, имеющий облик единого дома…» Ученик и оппонент Платона Аристотель, занятый не столько сочинением идеала, сколько изучением сущего, не без сожаления констатирует переход к новой модели общежития и заодно лишний раз подтверждает живучесть архаической общественной организации в пространстве. В самом деле:

«Расположение частных домов считается более красивым и более отвечающим жизненным нуждам, когда улицы идут прямо, по-новейшему, то есть по Гипподамову способу. Однако для безопасности в военном отношении, наоборот, лучше тот способ планировчи города, какой существовал в старину… Так как все граждане должны быть поделены на сисситии (обеденные товарищества, подчеркивающие связанность кровников, не только родственников, но и побратимов; они не только соседи по кварталу, но и воины одного подразделения! - В. Г.), так как с другой стороны, придется снабдить стены в удобных для того местах сторожевыми пунктами и башнями, то сама собою напрашивается мысль устроить некоторые из этих сисситии именно в этих пунктах».

Мы несколько задержались на древнегреческом материале, но он чрезвычайно важен для понимания дальнейшего: тысячелетия жизнь и пространственная организация квартала была, в первую очередь, следствием оборонных задач города как социального целого - если городское ополчение, а не армия, подчиненная центральной администрации, было призвано обеспечить безопасность всех горожан. Из текстов историков следует, однако, что медленно, но все же упорно сквозь прежнюю структуру кровно-родственных связей соседей прорастала новая, сопряженная с имущественным неравенством горожан. Богатейшие из них (они составляли конницу города, так как только богатейшие могли за свой счет приобрести боевого коня, упряжь и соответствующее оружие, панцырь, выставить оруженосца и пр.) начали сосредоточиваться поблизости от главной торговой площади города. Начался процесс дифференциации центра и периферии городов.

Римские города проходят примерно ту же эволюцию, но, сохраняя множество архаических черт, они проводят ее существенно дальше. Сначала - преимущество кровно-родственных связей, сплачивающих жителей кварталов. Позже все более интенсивное перемешивание населения, ускоренное многократно и широко распространенной практикой отпускать (чаще всего по завещанию) на волю рабов, становившихся вольноотпущенниками и нередко богачами, подобно герою Петрония Трималхиону. Отсюда повышение роли выборных квартальных «старост», а по мере утверждения императорской власти - сохранение внешней формы выборов, результат которых был, как правило, предрешен.

Уже Август, по словам Светония, «Все пространство Рима разделил на районы и кварталы; над первыми, согласно его установлению, надзирали ежегодные магистраты, распределявшие между собой обязанности по жребию, над вторыми - особые должностные лица, избиравшиеся из обывателей, каждого квартала…». Цитировавшийся нами Марциал находил достойное похвалы и в деятельности императора Домициана (правил с 81 по 96 год н. э.), в адрес которого ни один из римских историков не написал доброго слова:

«Прежде весь Рим захватывал лавочник наглый

И загораживал вход в каждый из наших домов.

Ты же, Германик, велел расширить все переулки:

Вместо тропинок теперь всюду дороги ведут.

Нет уже больше столбов, увешанных цепью бутылей,

И не приходится лезть претору в самую грязь.

Стиснутый всюду толпой, не бреет цырюльник вслепую.

Не занимает теперь улицы грязный кабак.

Повар, цырюльник, мясник, трактирщик сидят по порогам:

Сделался Римом наш Рим, был же он лавкой большой».