О назначении частей человеческого тела

Но не только одни эти творения свидетельствуют о мудрости демиурга; те, о которых в дальнейшем будет речь, еще значительно более важные. Мы уже довели до середины окружности хрусталика все семь наложенных друг на друга и прикрепленных кругов. Ты придешь в восхищение от того, что следует далее, если еще до наших объяснений ты сам в каждом отдельном случае постараешься постичь обнаруживающееся в нем искусство. Что же можно было сделать лучшего, чтобы хрусталик точно воспринимал свойственные ему впечатления, чтобы он был действительно защищен и никак не мог быть поврежден внешними телами? Следовало ли оставить его совершенно обнаженным и открытым? В таком случае он не устоял бы ни одной минуты, он неминуемо погиб бы и полностью разрушился, не будучи в состоянии противостоять коснувшимся его внешним телам вследствие своей природной мягкости 770. Следовало бы поместить перед ним какое-нибудь плотное укрепление, способное действительно защитить его. Но была опасность, что под такой защитой он останется закрытым, погруженным в темноту и совершенно нечувствительным. Таким образом, если строение, гарантирующее совершенство восприятия, подвергало хрусталик возможности ранений, а строение, укрывавшее его от повреждений, нарушало это совершенство, то строение органов зрения тем самым ставилось перед неразрешимыми трудностями. Но природа и в этом случае не могла очутиться в таком затруднении, как мы. Прежде всего, она должна была придумать, принять наилучшее решение и после этого выполнить его с наивысшим искусством. В самом деле, если толстая и твердая оболочка затрудняла присущую глазам функцию, а тонкая и мягкая — были подвержены ранениям, то природа предугадала, что твердая, но очень тонкая и сверх того еще белая оболочка будет лучше всего соответствовать цели. Внимательная к тому, что она творит, она обязательно должна была образовать ее от одного из семи 771. кругов радужной оболочки. Четыре мягких круга — оболочки — могли дать начало твердой оболочке. Из трех других наружных кругов последний из всех — круг периостальный, несмотря на то что он много тверже четырех внутренних кругов, не заключал в себе полезных свойств для защиты. Второй, происходящий из мышц, сам нуждался в защите. Оставалась одна твердая оболочка [склера — В.T.], образовавшаяся из твердой оболочки мозга, оболочка, окружающая сосудистую и способная дать начало защитительному покрову. Обрати и здесь внимание на предусмотрительность и в то же время на мастерство природы. Так как твердая мозговая оболочка хотя и была достаточно толста, но зато менее плотна, чем того требовало ее назначение, то природа начала вытягивать из нее одновременно и более тонкую, и более плотную и, постепенно удлиняя ее, сделала среднюю часть очень тонкой и плотной. Ты увидишь, что она удивительно похожа на тонкие роговые пластинки. Поэтому искусные анатомы, считая подходящим название, заимствованное от этого сходства с роговым веществом, так и назвали ее, и это название осталось за ней вплоть 772. до наших дней. Эта роговая оболочка, будучи тонкой, твердой и плотной, обязательно должна была быть и блестящей, чтобы, подобно очень тонким, хорошо отполированным роговым пластинам, лучше передавать свет. Предполагая, что мы неспособны[114] с такой предусмотрительностью создать все это так, как это сделала природа, можем ли мы, крепкие задним умом, порицать что-либо из созданного, считая, что иначе построенное, оно было бы лучше? Что касается меня, то я думаю, что большинство из нас неспособно сделать это. В самом деле, они не отдают себе отчета в мастерстве природы, в противном случае они были бы проникнуты безграничным восхищением или, по меньшей мере, не порицали бы ее. Было бы справедливо или доказать, что иное строение желательнее, чем существующее, или, если они не в состоянии этого сделать, преклоняться перед тем, что есть. Так как в радужной оболочке существует семь кругов, то укажи нам ты, поносящий природу, другой, более приспособленный к зарождению роговой оболочки круг. Или, если ты этого не можешь, или тебе кажется ошибочным, 773. что она возникла из самого твердого круга, то покажи нам, каким образом на месте Прометея ты изменил бы к лучшему создание этой оболочки. Разве ты не создал бы ее тонкой и белой, чтобы она беспрепятственно пропускала восприятие предметов, но в то же время твердой для надежной защиты хрусталика? Ты не можешь сказать иначе, хотя значительно легче найти упущенную подробность, порицать ее и внести изменения, чем создать с самого начала безупречное целое. Теперь, возвращаясь к более разумным взглядам, рассмотри снова остальные творения природы. Эта роговая оболочка тонкая и плотная служит защитой, прекрасно приспособленной для органа зрения, чтобы предохранить глаза от внешних предметов. Но подобная структура обязательна влечет за собой троякого рода неудобства, которые ты, о, премудрый обвинитель, получивший способность и права Прометея, но, конечно, не сам Прометей, может быть, и не приметил бы; ведь он, умеющий все предвидеть, очень хорошо знал, что 774. первое заключается в том, что эта роговая оболочка будет лишена питания, так как она не могла бы ни извлекать его издалека, ни получать его из вен вследствие своей плотности, твердости и тонкости, второе — в том, что, прекрасно защищая хрусталик от внешних повреждений, она в то же время благодаря своей твердости была бы не менее вредна для этого самого хрусталика, чем внешние тела, и, наконец, третье, сверх указанного, — в том, что она рассеивала и пропускала бы способность видеть свет, падающий на глаза сверху. Для тебя, не знающего, что ее вещество светящееся, не знающего, что эта способность видеть исчезла бы, рассеявшись, если бы она внезапно встретила более яркий и резкий свет, было бы неправильно поступить, одев ее столь блестящей оболочкой, которая явилась бы для нее внутренним злом. Но не так поступил демиург всего живого. Благодаря своей предусмотрительности он сделал, чтобы, во-первых, роговая оболочка получила питательные вещества, во-вторых, чтобы она никогда не соприкасалась с хрусталиком, и, в-третьих, чтобы она не рассеивала свет. Всего этого демиург достиг благодаря одному только средству. Я, может быть, сообщил бы его тебе, 775. о, хитрый обвинитель природы, если бы я наверное не знал, что ты будешь нападать на то, что я говорил относительно зрения. Но предположи, будто ты об этом ничего не слыхал, будто я перед этим не говорил, что зрительная субстанция светящаяся, представь себе, что она не определена и не познана и, если хочешь, постарайся познать зрительную субстанцию по ее проявлениям или лучше вспомни, как резкий и яркий свет утомляет глаза. Может быть, ты не знаешь, до какой степени страдали солдаты, шедшие под предводительством Ксенофонта по дорогам, покрытым глубоким снегом[115], ведь я не буду удивлен, что ты незнаком с сочинениями этого историка. Думаю, что ты также не знаешь, что Дионисий, тиран Сицилийский, велел построить над тюрьмой помещение и оштукатурить его очень ярким и блестящим гипсом[116]; что сюда, после долгого пребывания в тюрьме, он приказывал приводить заключенных: что они, погруженные в течение долгого времени в полный мрак, придя и снова увидев сверкающее сияние дня с восхищением 776. созерцали свет, но что вскоре они теряли зрение, не будучи в состоянии вынести внезапного блеска и ослепляющего света. Но оставим эти рассказы, я постараюсь напомнить тебе повседневные явления. Посмотри прежде всего на художников, в особенности когда они пишут на белых холстах, как быстро утомляются их глаза, если они лишены всякой защиты. Предусматривая это, они накладывают синеватые и темные краски и, время от времени бросая на них взгляд, дают отдых глазам. Посмотри еще на людей, страдающих воспалением глаз; свет противопоказан их болезни и беспокоит их, а предметы черные и темные не мешают им. Если смотреть вдаль в яркий день, то приходится прикрывать глаза руками на уровне бровей или пользоваться предметами более широкими, чем руки, и лучше защищающими. По той же причине во время полных солнечных затмений появляются звезды — явление, имевшее место, по словам Фукидида[117], в его время. Кроме того, на дне колодцев 777. видны звезды, особенно когда солнце не в зените. И между тем, если бы кто хотел наблюдать солнце, не мигая, тот очень скоро потерял бы зрение и во время затмений; многие, желавшие ближе познакомиться с этим явлением, устремив непрерывно взгляд на солнце, поражались бы слепотой, сами того не замечая. Если ты не веришь Ксенофонту, то на опыте можешь убедиться, насколько вредно для глаз путешествие в страны снегов. Если ты хочешь узнать еще нечто, относящееся скорее к области физики, — помести горящий факел или какой-либо другой зажженный предмет против яркого солнца и ты увидишь, что оно тотчас начнет меркнуть. Помести около какого-либо большого огня лампу или другой более слабый огонь, и он тотчас же как бы гаснет, так как более слабый свет всегда поглощается и рассеивается более сильным. Итак, природа не должна была рассеивать в самих глазах свет хрусталика. Но для тщательного сохранения света хрусталика, а также света стекловидной жидкости 778. он был сосредоточен и со всех сторон сжат при помощи сосудистой оболочки, выходящей из мягкой оболочки мозга, причем природа во многих местах окрасила ее в черный цвет и во многих других в темный и синеватый. От радужной оболочки она, одновременно с роговой, продлила и эту оболочку, выполняющую три полезные функции, о которых мы говорили, т. е. питает соприкасающуюся с ней роговицу, не давая ей (так как она жесткая) вроде рога[118] касаться хрусталика и таким образом наносить ему вред, и предоставляет отдых утомленному зрению. Кроме того, совершенно невольно при ярком свете мы немедленно закрываем веки, спешно прибегая к естественной защите. Я также восхищаюсь голубым цветом, присущим этой оболочке. В самом деле, эта окраска не встречается ни в одной другой части тела, кроме этой, и ни одна, кроме этой, не нуждается в ней. Отсюда с очевидностью вытекает, как это и было доказано в продолжение всей этой речи, что природа ничего не забыла и не создала ничего лишнего.