Кроме того, объем языка вполне соответствует полости рта, так как язык свободно соприкасается с ним со всех сторон, чего не было бы, если бы он был меньше; если ни при каких обстоятельствах ограниченность его места не служит для языка препятствием, что очень легко случилось бы, по моему мнению, вследствие излишней величины, то если он свободно вращается во все стороны, разве это не чудесно? Разве не достойно удивления и то, что он движется по желанию живого существа, а не непроизвольно, подобно артериям? Ведь, если бы его движения не подчинялись нашему импульсу, то разве зависело бы от нас жевание, глотание и разговор? Но так как было лучше, чтобы им управляло и побуждение животного и, следовательно, чтобы он приводился в движение мышцами, то разве подобное устройство не заслуживает наших похвал? Но если для движения вверх к нему 881.
и в стороны он по этой причине имеет многочисленные мышцы, из которых каждая вызывает особое движение, то разве это тоже не удивительно? К тому же, если язык парный, как все остальные органы чувств, — об этом факте мы уже говорили, — то, по справедливости, каждая его сторона имеет мышцы, одинаковые по числу и по размерам. Он имеет точно так же две артерии, внедряющиеся в него, по одной с каждой стороны, две вены и две пары нервов, одну мягкую, а другую твердую, из которых первая распределяется по наружной оболочке языка, — а вторая ветвится в мышцах; одна помогает ему определять вкус, другая — двигать им согласно желанию, как мы уже говорили раньше при объяснении происхождения нервов головного мозга. Существуют даже животные, как, например, змеи, у которых язык раздвоен. У человека же, так как не хорошо ни для размельчения, ни для речи, чтобы язык был раздвоен, 882. его части вполне разумно объединены и собраны в одно целое. Но он, тем не менее, все же двойной, потому что ни справа налево, ни слева направо не переходит ни одна мышца, ни вена, ни артерия, ни нерв. То, что язык является большим и сильным у основания ради своего устойчивого положения, а на конце заостренным, чтобы быстро двигаться, мне кажется, происходит не от случайной предусмотрительности. Если из числа мышц одни должны были поднимать язык к небу, другие опускать его, третьи отклонять в стороны и если вследствие этого они направились сюда, чтобы прикрепиться к нему, — одни из верхних частей, другие из нижних, третьи из боковых, то разве это не есть плод изумительной предусмотрительности? Ведь в работе «О движении мышц» мы доказали, что каждая из них тянет орган по направлению к своему собственному началу. Таким образом, мышцы, начинающиеся в верхних частях, должны обязательно тянуть язык кверху, мышцы, идущие снизу, должны тянуть его вниз, а боковые мышцы — точно так же вызывать движение 883. языка в направлении двух сторон. Но так как язык, высыхая, становится малоподвижным, что ясно видно у людей, томимых жаждой, или страдающих лихорадочной горячкой, истощившей всю влагу рта, то природа и здесь позаботилась при помощи чудесного средства, чтобы язык никогда не подвергся подобному страданию. Выше мы уже говорили по поводу гортани, что ввиду подобного же назначения природа создала подобные губке железы по одной с каждой стороны. Существуют они и для языка. Из этих желез протоки изливают в нижние и боковые части слизистую жидкость, увлажняющую самый язык, нижние части и весь рот. Что же касается верхних частей, то и у них есть протоки, идущие от головного мозга, о которых я уже говорил выше. Итак, все, что касается языка, было устроено природой наиболее совершенным и законченным образом. В самом деле, связка, находящаяся в нижней части, свидетельствует, как и все остальное, о высшей предусмотрительности. Так как всякая 884. мышца по своей природе тянет к своему началу, то должно было случиться, что язык, приводимый в движение мышцами, прикрепленными к его корню и направляемый ими назад, сократился бы и как бы закруглился так, что не смог бы в равной мере касаться передних зубов и губ, так как он лишился бы твердого положения, будучи со всех сторон свободен. По всем этим причинам природа и создала удивительно искусно связки такой величины, которая должна была быть наиболее подходящей по своим размерам. Ведь она была создана не необдуманно, не случайно, но замечательно соразмерно. Ведь если бы она продвинулась несколько дальше на язык или если бы она была короче, чем было необходимо, язык оказался бы в худшем положении для членораздельной речи и был бы не менее стеснен при жевательном движении. Ведь эта связка содействует этим двум моментам, а именно, чтобы язык имел прочное основание и чтобы его кончик свободно двигался по всем направлениям. Если бы эта связка была мало продвинута вперед, язык в таком случае был бы стеснен меньше, чем 885. если бы она совсем не существовала, но впрочем почти также. Если бы эта связка слишком уходила вперед, она не позволяла бы языку двигаться к небу, к верхним зубам и к другим частям рта. Размер связки, следовательно, столь совершенен, что если к ней прибавить или от нее убавить хотя бы очень немного, функция всего органа изменится. И тут удивительно видеть, что природа в таких даже маленьких вещах поступает правильно и очень редко ошибается, особенно когда видишь, что наши отцы, которые зарождают нас, и матери, питающие нас в своей утробе, часто совершают не то, что хорошо, а то, что является неправильным: ведь и мужчины, и женщины при совокуплении бывают погружены в такое состояние, что даже не сознают, в каком месте земли они находятся. Таким образом, при самом зарождении плод зачатия уже испорчен. Следует ли еще перечислять ошибки беременной женщины, которая по лени пренебрегает умеренными упражнениями, наедается до отвала, предается гневу, вину, злоупотребляет ваннами, несвоевременно предается любовным наслаждениям. Кто может перечислить все ее заблуждения. Тем не менее, природа сопротивляется всем этим столь вредным излишествам 886. и в большинстве случаев исправляет их. А вот земледельцы не так сажают или сеют пшеницу и ячмень, виноград и маслины. Прежде всего они тщательно обрабатывают землю, которой вверяют семена. Затем, чтобы предохранить их от чрезмерной сырости, которая погноила бы их, затопляя, от засушливых ветров, от которых они вянут, от холода, который губит их, разве они не следят за этим очень внимательно? Такими заботами пренебрегают мужчина, который производит, и женщина, кормящая ребенка в своей утробе; но так как в течение всей своей жизни они пренебрегают собой сравнительно со всем другим, одни, — порабощенные ненасытными удовольствиями, пожирающими их, другие, всячески стремясь к богатству, власти, почестям, то они мало заботятся о первом зачатии. Но оставим сейчас этих людей и восстановим последовательность нашей беседы.