О назначении частей человеческого тела

168. Из всех живых существ один только человек имеет руки — органы, свойственные главным образом существу разумному. Так как он обладает руками, то из всех ходящих животных он один стоит вертикально на двух ногах. Поскольку необходимая для жизни часть тела является вполне законченной при наличии грудной клетки и полости живота и нуждается в органах хождения, то олени, собаки, лошади и другие животные того же рода и имеют 169. передние конечности, вполне сходные с задними; такое строение способствует быстроте их бега. У человека передние конечности превратились в руки; ему лично не нужна была быстрота движения, так как предстояло приручить лошадь благодаря своему разуму и рукам; ему было выгоднее обладать орудиями, необходимыми для занятия всякого рода искусством, чем быстротой хода. Но почему у него нет четырех ног и, кроме того, рук, как у кентавров? Во-первых, потому, что природа не могла объединить столь различные тела. Ведь ей нужно было не только соединить краски и формы, как ваятелям и живописцам, но и полностью смешать две субстанции, несоединимые и не смешивающиеся. Вообразите совокупление человека с кобылицей; ее матка никогда не сможет переработать сперму. Пусть Пиндар как поэт принимает басню о кентаврах, это можно допустить. Но если он в качестве человека умного и ставящего себя по образованию выше простого народа, решается писать[18]: 170. «который у подножия горы Пелиона сочетался с кобылицами Магнезии: от этого брака произошел удивительный народ, подобный своим родителям: нижнюю часть тела он унаследовал от матери, а верхнюю — от отца», то с полным правом его можно упрекнуть в том, что он неудачно воспользовался мудростью. Правда, кобылица могла бы воспринять, сохранить семя осла и переработать его, создав животное смешанного типа. Та же самое относится к ослице и жеребцу, волчице и кобелю, к кобелю не только по отношению к волчице, но и к самке лисицы или лисицы по отношению к собаке; но кобылица никак не могла бы воспринять внутрь матки семя человека, так как для этого потребовался бы более длинный детородный орган, чем у человека. Если даже допустить, что семя проникло бы в матку, оно испортилось бы или немедленно, или по крайней мере очень быстро. Мы даруем тебе, Пиндар, право песни и вымыслов, зная, что Муза поэзии в числе прочих свойственных ей украшений 171. требует также чудесного; ведь мне кажется, что она не столько стремится просвещать, сколько поражать воображение и очаровывать слушателей. Мы же, для кого важнее истина, чем вымысел, хорошо знаем, что вещество семени человека и лошади ни в коем случае не может смешаться. Но допустим, что семя при оплодотворении смешается и что разовьется это странное и непонятное животное, найдем ли мы, какой пищей будет питаться это существо? Может быть, травой и сырым ячменем будет питаться нижняя лошадиная часть, а верхняя — вареной пищей, которой питается человек? Пожалуй, в этом случае было бы лучше создать два рта: один — человеческий, другой — лошадиный. Если же мы начнем делать предположения, касающиеся грудной клетки этого животного, то оно рискует также получить два сердца. Но если кто-нибудь не обратит внимания на все эти нелепости и допустит, что человек с лошадиными; ногами может родиться и жить, то какую выгоду получил бы он от этого устройства своего тела? Разве только быстроту? Но и эту быстроту передвижения он может использовать не везде, а только на ровной 172. и гладкой местности. Если же приходится подниматься или спускаться или же ходить по склону и неровному месту, то настоящее устройство человеческих ног предпочтительнее. Итак, и для того, чтобы преодолеть какое-либо препятствие, и для того, чтобы взойти на острый крутой утес, — одним словом, чтобы преодолеть все трудности пути, человек пригоден больше, чем этот чудовищный кентавр. Я охотно посмотрел бы на этого кентавра, воздвигающего дом, строящего корабли, влезающего по мачтам на реи судна, вообще прикладывающего руки к какому-нибудь морскому делу. Какую исключительную неловкость во всем и часто полную беспомощность проявил бы он! Каким образом при постройке дома взошел бы он на верхушку воздвигнутых стен по узким и высоким лестницам? Как влез бы он на реи кораблей? Как мог бы он грести, не будучи в состоянии сесть подобающим образом? Но хотя бы он и смог это сделать, то в таком случае передние ноги мешали бы движениям рук. Может быть, неспособный моряк, он был бы хорошим земледельцем? Но здесь он оказался бы еще более неспособным, 173. в особенности, если бы ему пришлось работать, взобравшись на дерево, и срывать те или иные плоды. Но не считай его неспособным только в одном этом. Перебери все ремесла и посмотри на него как на кузнеца, сапожника, ткача, писца; посмотри, как он сядет, на какие ноги положит свою книгу, как будет работать каким-либо орудием производства? В самом деле, сверх всех преимуществ, которыми одарен человек, он один из всех живых существ обладает способностью удобно садиться на седалищный бугор. Это не замечает большинство; думают, что один только человек может стоять прямо, но не знают, что только он один может и садиться. Этот кентавр поэтов, которого с полным правом можно было бы назвать не человеком, а каким-то человеком-конем, не мог бы прочно держаться на своем седалищном бугре, а если бы это и было возможно, то он не мог бы свободно управлять своими руками, так как ему во всех его действиях мешали бы передние ноги, подобно тому, как каждому из нас мешали бы два куска дерева, прикрепленные на груди. 174. Если бы нас, устроенных таким образом, уложили бы на маленькое, даже низкое ложе, мы представили бы собой странное сочетание, еще более странное, если бы нам нужно было заснуть. В самом деле, разве не представляли бы замечательного зрелища эти кентавры, вообще не могущие отдыхать ни на ложе, ни на земле. Действительно, сочетание частей, составляющих их туловище, требовало бы ложа для человеческой части и земли для лошадиной. Может быть, скажут некоторые, было бы лучше иметь четыре не лошадиные, а человеческие ноги. Но в данном случае человек, ничего не выиграв ни для одной из своих функций, лишился бы быстроты бега. Если мы отказываемся от четырех ног, будь то лошадиных или человеческих, то нам не нужны и ноги других животных, так как они сходны одни преимущественно с лошадиными, другие преимущественно с человеческими. Если из четырех ног две являются лишними, то вполне ясно, что если бы мы имели шесть ног или более, то в таком случае они тем более были бы для нас ненужными. Одним словом, существо, желающее хорошо использовать свои руки, не должно встречать 175. на своей груди никаких выступающих препятствий, будь то естественные или благоприобретенные.