О небе

В самом деле, если бы они вертелись, то оставались бы на одном и том же месте и не изменяли своего местоположения, однако наблюдение показывает и все признают, что они его изменяют. А кроме того, разумно, чтобы все звезды были наделены одним и тем же движением, однако из всех звезд одно только Солнце кажется вертящимся на восходе и на закате, да и то причиной тому не само оно, а удаленность нашего взора; дело в том, что зрительный луч, вытягиваясь на большое расстояние, начинает кружиться от слабости. Этим же, вероятно, объясняется тот факт, что неподвижные звезды кажутся мерцающими, а планеты не мерцают: планеты близко, и поэтому зрительный луч достигает их сильным, а достигая неподвижных звезд, он вытягивается слишком далеко и от большой длины начинает дрожать. А дрожание его создает впечатление того, что [это] движение присуще самой звезде, ибо какая разница, двигать ли зрительный луч или зримый предмет.

С другой стороны, очевидно, что звезды и не катятся. Катящееся должно поворачиваться, а луна постоянно видна со стороны так называемого лица. Таким образом, раз разум требует, чтобы при самостоятельном движении звезды двигались одним из свойственных [их форме] движений, а таковые за ними не наблюдаются, то ясно, что они не движутся самостоятельно.

Кроме того, [если допустить противное, то] абсурдно, что природа не снабдила их никаким органом передвижения,– а ведь природа ничего не делает случайно – и о животных проявила заботу, а столь высокоценными существами пренебрегла. Мало того, создается впечатление, что она словно преднамеренно отняла у них все, благодаря чему они могли бы продвигаться самостоятельно, и сделала их максимально непохожими на существа, обладающие органами передвижения. Именно поэтому представляется целесообразным, что и все Небо, и каждая из звезд шарообразны. Ибо с одной стороны, шар – наиболее пригодная фигура для движения на месте (поскольку из всех фигур он способен быстрее всего двигаться указанным образом и точнее всего занимать при этом одно и то же место), а с другой стороны, наименее пригодная для поступать тельного движения, поскольку, не имея никаких отвисающих или выступающих частей, как у многогранника, он минимально схож по своей форме с [телами], способными двигаться самостоятельно, и максимально отличен от тел, способных ходить. Поэтому, коль скоро Небо должно двигаться на месте, а звезды не двигаться вперед самостоятельно, шарообразность и того и другого имеет разумное основание: она наилучшее условие для того, чтобы одно двигалось, а другое было неподвижным.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Из этого ясно, что утверждение, согласно которому движение [светил] рождает гармонию21, поскольку, мол, [издаваемые ими] звуки объединяются в консонирующие интервалы, при всей своей остроумности и оригинальности тем не менее не верно. По мнению некоторых, столь огромные тела по необходимости должны производилъ своим движением шум: если уж его производят земные тела, [рассуждают они], ни по объему, ни по скорости движения не сравнимые [с небесными], то что говорить о Солнце, Луне да еще таком количестве столь великих звезд, преодолевающих такой путь с такой быстротой,– не может быть, чтобы они не производили шума совершенно невообразимой силы! Исходя из этого, а также из того, что скорости [звезд], измеренные по расстояниям, относятся между собой так нее, как тоны консонирующих интервалов (Symphonion), они утверждают, что звучание, издаваемое звездами при движении по кругу, образует гармонию. А поскольку представляется абсурдным, что мы этого звучания не слышим, они объясняют это тем, что звук имеется с самого момента нашего рождения и потому, за неимением контрастирующей с ним тишины, неразличим: ведь звук и тишина распознаются по взаимному контрасту. С людьми, мол, поэтому происходит то же, что с кузнецами-молотобойцами, которые вследствие привычки не замечают грохота.