О ней и о ней (СИ)

В толпе молящихся прихожан стоит Новодомская. Красивые глаза в молитвенном экстазе. Губы шепчут беззвучно. На голове узорчатый оренбургский платок.

Отец Василий у амвона водит по большой книге пальцем:

- За то, что они пролили кровь святых и пророков, ты дал им пить кровь: они достойны того.

Иванов молча, с грубоватой вежливостью, расталкивает молящихся.

Отец Василий:

- Четвертый ангел вылил чашу на солнце: и было ему дано жечь людей огнем.

Пятый ангел вылил чашу свою на престол зверя: и сделалось царство его мрачно и они кусали языки свои от страдания.

Иванов, не снимая фуражки, протолкавшись, стал сзади Новодомской. Тихо зашептал в ухо вопросительно:

- Елизавета Васильевна?

Новодомская резко обернулась. Хлестанула непонимающими глазами...

Уперлась ими в красную зловещую звезду на фуражке и сникла.

Иванов:

- Разговорчик есть интересный.

Новодомская, возмущенно, но тихо:

- Не в церкви же...

Иванов:

- Время не терпит.

Отец Василий:

- Зверь, которого ты видел, был и нет его, и выйдет из бездны и пойдет на погибель, и удивятся те из живущих на земле, имена которых не внесены в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был и нет его и явиться.

Сцена 6.Улица перед церковью. Натура. День. Зима.

Чекист Иванов вышел из церкви. За ним Новодомская: перекрестилась, обернувшись, на надвратную икону, раздала милостыню нищим на паперти, и сойдя с нее обернулась к Иванову:

- Слушаю вас?

Иванов:

- Вы знакомы с Сергеем Аполинарьевичем Хитрово?

Новодомская радостно:

- Вы от Сережи? Где он? Что с ним?

Иванов:

- От него, голубчика. Вот ордер на ваш арест.

Тут же за спиной у Новодомской выросли два дюжих китайца-конвоира с винтовками. Но зря... Сомлела бабочка от слов роковых.

Новодомская разочарованно обронила полувопрос-полуутверждение:

- Так вы из Чека?

Иванов хмыкнул подленько:

- Нет, барышня, из Святейшего Синода.

И повернулся к конвоирам:

- Ведите.

Вышли из церковной ограды и посадили помягчевшую Новодомскую в кузов грузовика.

Иванов открыл было дверцу кабины, но махнув рукой, полез со всеми в кузов.

Грузовик, чихнув нефтью, застучал стальными ногами по проулку.

Голос отца Василия за кадром на фоне уезжающего грузовика:

- Потому, что Бог положил на сердце исполнить волю его, исполнить одну волю и отдать царство их зверю, доколе не исполниться воля его.

Сцена 7.Квартира Срубова. Павильон. Утро. Зима.

Рядом спит со счастливым лицом Валентина.

Старые высокие напольные часы с медным маятником бьют, шаркая этим маятником, как калека, припадая на деревянную ногу, одной стучит, другой приволакивает, шаркая.

Срубов с тяжелой головой просыпается и с широко открытыми глазами садиться на кровати.

Срубов встает, потянувшись, поправляет одеяло на кроватке сына, которая стоит рядом. Лицо его проясняется до умильного.

Юрасик спит посмокивая губами.

Срубов, зевая и почесываясь, проходит в угол к громоздкому “мойдодыру” и с наслаждением плещется холодной водой, фыркая...

Сцена 8.Улица перед ГубЧК. Натура. День. Зима.

Грузовик, стуча стальными ногами и фыркая нефтью, тормозит перед воротами ГубЧК.

В сером небе тяжело трепетало ярко красное бархатное полотнище.

В кузове следователь Иванов, арестованная Новодомская и четверо конвоиров.

По лицу и взгляду Иванова видно, что Новодомская ему очень нравится, как женщина.

Новодомская в ладной потертой шубке, высоких галошах на меху. По ее виду можно сделать заключение, что она в полуобмороке, но глаза ее с любопытством стреляют вокруг.

Иванов смотрит...

...на ее красивое лицо...

...с восхищением?

Когда машина остановилась, конвоиры не шелохнулись, ожидая команды. А Иванов медлил расставаться с лицезрением арестованной.

Водитель, наполовину высунувшись из кабины, рявкнул:

- Стоим!

Иванов с сожалением:

- Выводи.

Конвоир, единственный среди них русский, теребит за плечо плохо соображающую Новодомскую:

- Пошли, что ль, бабочка.

Сцена 9.Квартира Срубова. Павильон. День. Зима.

Вся семья в столовой, после завтрака пьет кофе.

Срубов читает письмо.

Юрасик, играя чашкой,

- Пап, а правда, что ты всех врагов победил?

Срубов: