О нем и о бабочках

Когда машина вкатилась в туннель под МКАДом, старый, как Мафусаил, водитель вдруг сказал:

– Я вас помню…

– Меня? – удивился я, поймав взгляд шофера в зеркало заднего обзора. – Или молодого человека?

– Вас… Вы лет тридцать назад Светочку мою спасли от неминуемой гибели, – пояснил таксист, но, видя мое недоумение, напомнил: – Вы еще побитый весь были и дореформенной трешкой рассчитались… Светочка, дочка моя, с флюсом? Вспомнили?..

– Ах да! – я хлопнул себя по лбу. – Было такое дело. И как там Светочка?

– Трех внуков родила! Спасибо вам! И от супруги, Елены Петровны моей, с того света спасибо!

Иосиф смотрел на меня с удивлением, потому я пояснил:

– Смокинг для свадьбы!

– Для какой свадьбы? – еще больше удивился молодой человек.

– Для какой, для какой… Для твоей!

– Да я… – попытался что-то сказать Иосиф.

– Помолчи, свадьба уже в четверг.

Видимо, моя затея ему не нравилась, и он попросил остановить такси.

– Простите, но я хочу выйти! Шутки у вас странные…

– Самолет летит, из него не выйдешь! Мужчина без жены – как половина монеты! Не имеет цены.

– Я категорически настаиваю!

– Ладно-ладно! Не кипятись… Не хочешь жениться на Зойке, дело твое.

Иосиф тотчас переменился в лице. К бледной коже прилила кровь и яблочным румянцем выступила на щеках.

– Какой Зойке?

– Да не важно уже. – Я отвернулся в сторону, хотя внимательно следил за поплавком, который медленно, но верно погружался в воду, сообщая, что рыба на подходе. – Может, и рано тебе жениться…

– К-какой З-зойке? – заикался Иосиф.

– Да с Петровского бульвара… Из парикмахерской уборщица. Может, и верно – не пара она тебе!

– Согласен! – вдруг проорал молодой человек, да так громогласно и неожиданно, что шофер испугался и такси чуть было не въехало под большегруз. Я сам едва не наложил в штаны.

– Ну, согласен и согласен… Че народ пугать! Ты как, отец? Ох, мать твою, как напугал!..

– Выпорол бы!.. – ответил старый шофер, а потом неожиданно: – Жаль только, что правнуков не родят!

Иосиф улыбался во весь рот, ну прямо как идиот, отчаянно похожий на своего покойного папашу.

– А в‑вы к-кто? – продолжал заикаться.

– Я?.. Я что-то типа посаженого отца.

– А ее отец с-с-согласие дал?

– Зачем же без согласия смокинг покупать? Не резон! Антипатрос и денег выделил.

– Откуда вы его знаете, с-с-стрижетесь тоже?

– Ох, милок, кого я в жизни не знаю!.. Именно – стригусь! Старый клиент. И хватит заикаться!

Хозяин ЦУМа явился в примерочную неожиданно и приказал отпустить смокинг совершенно бесплатно. К нему приложил белую рубашку, черный галстук и лаковые ботинки.

– Почему так? – продолжал удивляться Иосиф. – За что?

– Богобоязненный человек!

– Он всем все дарит?

– Он что, дурак? Какой же это бизнес, ежели всем дарить…

Братья Лёнчики, владельцы ювелирных брендов, подарили обручальные кольца и проводили нас до самого выхода, роняя слезы умиления…

А потом мы отправились на квартиру Иосифа, где два дня готовились к самому важному дню его жизни.

Ангел Иванов стоял на Старом Арбате в костюме смерти, взяв в качестве реквизита настоящую косу. Где он ее раздобыл, одному богу известно. Может, в театре Вахтангова стырил?

Изредка Иванов поджигал струю спирта и выпускал огненный язык изо рта в пространство. Прохожие почти не обращали внимания на доморощенного факира-огнеметателя, шли себе по своим делам.

Выйдя из дому после ночи с осточертевшей Верочкой, Эжен вдруг понял, что сюда больше не вернется. Его пронзила мысль, что именно сегодня он должен заявить о себе, вознестись над толпой салютом надежды, а значит, воспарить над миром. Захваченный размышлениями о способе восхождения на пик торжества, он зашел со стороны Смоленского гастронома и пошел вниз по Старому Арбату к метро. Его мысли скакали от одного способа вознесения к другому, а потом наступила ясность, что именно здесь, на этой улице, все и произойдет, здесь то место, где многочисленные зеваки увидят его могущество и разнесут по всему свету благую весть о спасении человечества. Бледный от осознания величия момента, он остановился возле ювелирного магазина и, произнеся: «Со мною я!», взялся за ремень брюк. Дернув за кожаный язык, он хотел было отпустить штаны в свободное падение, как кто-то стал шептать ему в ухо непонятные слова, вливая в раковину некую жидкость, приносящую свежесть и тепло одновременно. Он оглянулся и увидел смерть. Была смерть маленького роста, прямо как в сказках – с косой, блестящей на солнце начищенным металлом. Эжен хотел было оттолкнуть шута, но тот вдруг показал руки с двумя камнями кремния.

– Пиздец тебе! – молвила бутафорская смерть и высекла из кремней разящую искру.