О нем и о бабочках

…Ему совсем не нравился запах тряпки, в которую его завернула большая девочка. Влажная ткань раздражала нежную кожу, но он терпел все невзгоды почти радостно, так как спасся от, казалось, неминуемой смерти. Он поел. Девочка спичкой поддевала картофельные крошки и совала ему в рот. Еда оказалась сносной, он тщательно жевал, думая о том, кто он и откуда здесь, в деревенском доме, в образе куклы для большой ростом, но совсем еще глупой по возрасту девочки… В его крошечном мозгу проявилось слово «амнезия», смысл которого он понимал достаточно. «Со мною что-то произошло, какая-то физическая или психологическая травма». Но скорее психологическая, так как руки и ноги работают исправно и, кроме дискомфорта от грязной тряпки, никаких неприятностей организм не испытывал… Еще он задумался об очень существенной разнице в параметрах между ним и окружающим его миром. Он чувствовал себя Гулливером в стране великанов. Разве бывает такое?.. У него закралось сомнение, что все же его существом управляет галлюцинация и на самом деле он простой психиатрический больной.

В дом вернулась бабка с дровами и, закинув их в печь, объявила Алиске, что сходит в Степачево за хлебом и макаронами, а до того разнесет молоко по соседям и посмотрит, зреет ли творог.

– Ба, а как мне его назвать?

– Абортиком, как!.. – и вышла из дому.

– Фу-у! – протянула Алиска. – В ее голосе промелькнуло иностранное имя Эжен, она произнесла его вслух, и ей это звучание на французский манер понравилось. – Будешь Эженом! – решила девочка. – А по-простому Женька!

«Почему Эжен? – подумал он. – Имя какое-то не такое!.. А Женька – фамильярно…»

Алиска вытащила смурфика из тряпки и понесла в свою комнату, на полу которой стоял пластиковый двухэтажный игрушечный домик без передней стенки. В домике было все: и кроватка, и обеденный стол, за которым сейчас сидели куклы, типа муж и жена, и даже туалет имелся с крошечным унитазом. Девочка поместила Эжена в спальню, на кровать, укрыв кукольным одеяльцем:

– Нравится тебе, Эжен? Теперь это твой замок!

Он понял, что отныне судьба его – проживать в игрушечном пластмассовом доме вместе с пластмассовыми куклами и писать в унитаз без канализационного отвода. А помочиться нестерпимо хотелось. Он откинул дурацкое одеяльце, встал на ножки и поспешил в карикатурную туалетную комнату.

– Ты умеешь ходить! – воскликнула Алиска. Он утвердительно кивнул в ответ. – И понимаешь человеческую речь?!! – обалдела девочка. Ей вдруг показалось, что гномик за какие-то минуты подрос, во всяком случае он стал видимо длиннее ее пальца – или это ей только казалось? Гномик, встав спиной к девочке, помочился в унитаз, затем проследовал в комнату, прикрывая руками причинное место, вытащил из-за обеденного стола куклу-жену и вытолкал ее со второго этажа домика. Затем Эжен принялся за мужа, но прежде раздел его, напялил на себя его одежду, чтобы прикрыть срамоту и уберечь тело от холода, и только после этого выкинул голый манекен из кукольной жизни.

Все это время Алиска рассматривала происходящее, как будто находилась в театре смурфиков. Правда, в данном случае смурфик был в полном одиночестве, если не считать поверженных кукол.

– А ты умеешь говорить? – спросила девочка с замиранием сердца.

Это было вопросом и для него. Понимая человеческую речь, он, следовательно, и говорит, если только не немой. Поправив воротник рубашки, Эжен прокашлялся в маленький кулачок и подтвердил:

– Умею.

Его голос уже не казался детским, в нем появилось подростковое звучание, которое он сам расслышал в своем тембре. Значит, я молод, сделал вывод Эжен.

Неожиданно Алиска схватила его, стараясь нежно, но получилось страстно, и принялась целовать свою бесценную находку в щечки, в носик, лобик.

Эжен поначалу страшно испугался, боясь быть раздавленным, но вскоре понял, что девичьи пальчики сейчас более деликатны, нежели поутру. Он поймал себя на мысли, что поцелуи Алисы ему нравятся – слегка мокрые, они приводят его в некое возбуждение, делая более сильным и упругим. Эжену казалось, что он растет, что мускулатура его твердеет и дух укрепляется стремительно. И девочке также почудилось, что ее новый любимец прямо-таки расширяется в ладошке, она ясно понимала, что у гномика удлинились ручки, ножки и тельце, а голова покрылась темными волосиками.

– Ты растешь? – она раскрыла ладонь.

Сидя на ней, на краю, свесив ноги, Эжен услышал треск рвущейся на нем кукольной одежды.

– Видимо, да.

Девочка расстроилась:

– А ты можешь не расти?

– Думаю, что нет.

– А если я тебя не буду кормить? – Алиске вовсе не хотелось, чтобы гномик вырос. Выросший гном – это лилипут! А лилипутов она не любила и боялась. И карликов тоже…

– Если ты не будешь меня кормить, я умру.

– Нет-нет! Я буду заботиться о тебе! – Она вновь принялась целовать Эжена, как любимую куклу, а он расслабился и получал удовольствие от прибавляющейся силы. – Какой же ты прекрасный!