О нем и о бабочках

Голова ректора Староглебского возвышалась над всеми макушками в приемной комиссии. Высокий седовласый старик, похожий на памятник какому-нибудь герою-полярнику, с моржовыми усами, свисающими к подбородку. Края усов окрасились желтым. Староглебский был заядлым трубочным курильщиком, никотин въедался темным янтарем в его усы и подушечку большого пальца, которым он табак приминал.

– Фамилию назовите! – попросила секретарь приемной комиссии, по совместительству жена Староглебского. Она была много моложе мужа, но с такой же седой головой. Она тоже курила, но сигареты без фильтра, пыхая в атмосферу облачками ядреного дыма. Она любила мужа, гордилась им и старалась быть верной партийной подругой…

Позже Иратов станет любимчиком ректора за талант и возьмет на себя маленькую обязанность время от времени презентовать Староглебскому изящные курительные трубки для коллекции. И про жену его не забывал, доставая американские сигареты «Лаки Страйк» без фильтра. Но это все позже… Сейчас молодой человек выслушивал из уст ректора слова похвалы таким необычным идеям, пришедшим в столь юную голову:

– В вас, Иратов, есть искра! Надо же, тыква!

Староглебская пустила клуб дыма к потолку и дополнила слова мужа:

– Постарайтесь из искры раздуть пламя, а не тыкву!

– Но вы понимаете, что ваши проекты – это отдаленное будущее, – заявил ректор. – А сейчас советский человек нуждается в современном жилье, простом и удобном! – Он говорил торжественно, как на партийном собрании. – Мы должны проектировать новые очаги культуры, не просто какие-то дома культуры с танцами и кружками кройки и шитья, а именно очаги! Здания по десять тысяч метров, в которых будут располагаться и театры, и выставочные залы, куда будут иметь доступ народные таланты, чтобы получить наставления уже маститых, так сказать, художников… – Староглебский закашлялся и выпил из граненого стакана воды. – А вы знаете, молодой человек, кто придумал вот это? – И вытянул длинную сухую руку со стаканом, как с факелом.

Иратов не имел понятия, что стаканы надо придумывать.

– Вот этот граненый стакан? – продолжал ректор. – Это великая Вера Мухина! Все мы умрем, наши дети и внуки уйдут в небытие, а стакан Мухиной останется навечно, ибо он – произведение искусства!

– Да, – согласно кивнул Иратов, никогда не слышавший про Мухину. Он вообще не знал ни одного архитектора. И опять сын испытал нежность к своему родителю. Это чувство одновременно болезненно раздражало молодого человек и вместе с тем было мучительно приятным.

– Готовьтесь к экзаменам! – подытожил ректор. – Есть в вас искра!

За дверями приемной комиссии Иратова ждали две подружки, комсомольский вожак Шевцова и волейболистка Катька, обе с немым вопросом на розовощеких девичьих лицах.

– Прошел, – ответил Арсений.

– Ура-а-а-а! – закричали студентки от радости. – Гуляем!!!

Оказалось, что еще не всем любовным забавам обучили подружки недавнего школьника. Празднуя прохождение творческого экзамена, опиваясь «Советским шампанским», объедаясь эклерами с заварным кремом, девчонки увлеклись, и вдруг губы их встретились в страстном поцелуе. Удивленный Иратов, лежащий голым на постеленных на пол покрывалах, со смехом спросил, не перепутали они чего. Не лучше ли заняться тем, что уже готово к бою? Но девушки не отрывались друг от друга, возбужденно дышали и, казалось, вовсе забыли про Арсения.

Он не подозревал, что такое существует, решил второпях, что это как-то совсем уж за гранью, но через секунды его мозг отказался мыслить, перейдя в режим рефлексий. Зрелище двух занимающихся любовью девушек оставило Иратову из органов осязания только глаза да нос. Последний что-то учуял незнакомое, тревожащее и животное, отчего тело молодого человека затряслось как в лихорадке, он обхватил плечи руками. Возбужденный, предельно напряженный, Арсений все ближе придвигался к любовницам, словно доминантный шимпанзе, а когда Шевцова тихо застонала, сообщая, что пик наслаждения совсем рядом и любовные молекулы рассеяны в атмосфере, Арсений выстрелил, как сжатая пружина, и, как дикий кот, прыгнул на подружек… Три человеческих тела одновременно достигли кульминации одного события и еще долго оставались сплетенным клубком единого сознания, прилипнув кожей друг к другу… Через несколько минут, когда сознание вернулось в выпростанное тело, победив рефлексы, Иратов вновь подумал, что все только начинается, что создан человек для счастья и к нему это счастье пришло навсегда.

6

Я прервался… Мне надо было напиться воды. В горле пересохло. Прильнув к водопроводному крану, я жадно глотал тепловатую струю, пока не напился вдоволь.

Старуха Извекова спала, откинувшись в кресле.