О них не упоминалось в сводках

Настало утро 12 января. Сверены часы, отданы последние приказания. Ждали сигнала «Ветер», по которому артиллерия откроет огонь.

Осталось пять, потом три минуты. По телефонным проводам понеслись команды «Приготовиться к „Ветру!“», «Натянуть шнуры!». Тысячи людей замерли у орудий, минометов, в окопах, на наблюдательных пунктах.

— «Ветер»!

Дрогнула земля. Ударили тысячи орудий. Снопом огневых стрел взмыли в небо реактивные снаряды. Гул их разрывов в расположении врага басовитым рокотом перекрыл все остальные звуки.

На фронте протяженностью шестнадцать километров бушевал огонь. А в пятнадцати километрах перед нами крушили оборону врага тысяча семьсот орудий 67-й армии Ленинградского фронта, продвигавшейся нам навстречу.

Полковник Бураковский, группа офицеров штаба и я находились на наблюдательном пункте, врытом в железнодорожную насыпь. В окопе десяток телефонов и радиостанции, связывающие нас с частями. На планшетах и кусках фанеры наколоты кодированная карта, план артиллерийского наступления, схемы целей, огня, связи, огневого вала, таблицы сигналов взаимодействия и позывных — все то, что нужно для быстрого и точного управления огнем.

На наблюдательный пункт непрерывным потоком поступали доклады командиров артиллерийских групп. В обратном направлении по радио и телефонам неслись распоряжения.

Все было тщательно продумано и расписано. Нам оставалось лишь одно: следить, как выполняется поставленная задача. Наблюдать за противником и своими войсками невозможно: все потонуло в дыму.

Огневой налет закончился. Прозвучал сигнал «Снег», обозначавший начало периода подавления и разрушения отдельных целей. Огонь основной массы орудий и минометов перенесся в ближайшую глубину обороны противника. Другая часть артиллерии уничтожала отдельные цели на переднем крае. По амбразурам дзотов, по столбам проволочных заграждений и по надолбам били орудия прямой наводкой. По участкам траншей, по наблюдательным пунктам и блиндажам вели огонь 120-миллиметровые минометы и гаубицы. По мощным дзотам и убежищам стреляли тяжелые батареи.

Различить в общем гуле стрельбы резкие хлопки противотанковых пушек было невозможно. Но я знал, что батареи старших лейтенантов Соколова, Понятовского и Макурова стараются вовсю. Каждое орудие должно выпустить по гитлеровцам двести снарядов.

Новый сигнал — и опять огневой налет всей артиллерии по первой позиции противника.

Уже целый час длилась артиллерийская подготовка. На огневых позициях — напряженная работа. Орудийные расчеты, несмотря на январский мороз, трудятся без полушубков. Жарко людям. Раскалились стволы пушек и гаубиц.

В воздухе послышалось гудение моторов. Наши самолеты несколькими волнами надвигались на вражеские позиции. Они шли бомбить артиллерийские батареи, штабы и резервы противника. Как их много на этот раз! А ведь год назад в 14-й воздушной армии Волховского фронта насчитывалось всего полсотни исправных машин, да и то старых образцов!..

До конца артиллерийской подготовки осталось пятнадцать минут. Темп огня резко усилился. Последний огневой налет перед атакой самый мощный. Орудия били с предельной скорострельностью. Опять взвились к небу огненные стрелы реактивных снарядов. «Катюши» произвели залп за пять минут до атаки.

Бураковский кричит в телефоны, предупреждает командиров батальонов: быть готовыми к броску вперед. Я приказываю командирам артиллерийских групп перенести огонь на первый рубеж огневого вала. Артиллерия, не делая паузы, обрушивает удар по первой траншее противника. Ждем сигнала о перенесении огня на следующий рубеж. Это будет означать, что пехота пошла на штурм.

Но вот уже десять минут держим огневой вал на первой траншее, а атаки все нет и нет. Что там пехотинцы медлят?

Наконец взвились к небу зеленые ракеты.

— По рубежу «пантера», огонь! — радостно скомандовал я в телефоны.

Огневая завеса тремя скачками, по сто метров каждый, передвинулась на новый рубеж огневого вала.

Но снова неприятность. Батальоны сигнал дали, а в первую траншею не ворвались, залегли перед ней.

Бураковский по телефону ругает комбатов, торопит их. Оказывается, пехота поджидала запоздавшие танки. Кроме того, бойцы, ни разу не ходившие в атаку за огневым валом, боялись огня своей артиллерии, который грохотал в трехстах — четырехстах метрах от них.

— Морозов! Придется перенести огонь вперед, иначе пехота не поднимется! — говорит Бураковский.

Пришлось перенести огонь на следующий промежуточный рубеж. Как раз к этому времени подошли танки, пехота бросилась в атаку следом за ними. Первая траншея была взята на участке 2-го и 3-го батальонов.

В худшее положение попал 1-й батальон, наступавший без танков на левом фланге бригады, на Мишкино. Расстояние здесь между передним краем противника и исходным положением батальона достигало пятисот — шестисот метров. Нужно было преодолеть это пространство по ровной местности.

Батальон смело ринулся в наступление, но, как только с Мишкино был снят огонь артиллерии, враг начал бить с фланга из пулеметов и орудий. Пехота залегла.