О писателе Борисе Житкове

«Не хочу вам описывать, в чем именно дело, чтоб вас не рассмешить, но мне временами не до смеху, честное слово! Болеть я не умею, ибо никогда после детства моего ничем не болел. А вот сейчас попался в ловушку. Но если я из нее вылезу, то у меня столько проектов, как у всякого больного. Даже смешно. Как у школьника или заключенного в узилище. Но я знаю, как это, черт возьми, проходит, как человек получает свободу, и все те помехи, что мечта услужливо отставляла в тень, все они выставляются в жизни на солнечный свет и стоят, как столбы, о которые неохота ушибаться. И уже походка не та, что в мечтах».

Вскоре он снова уехал в Москву.

«В комнате его в Москве, в Оболенском переулке, — рассказывает Б.А. Шатилов, — всегда бывал народ: поэты, прозаики, редакторы, художники, люди самых разнообразных профессий. Борис Степанович в скромной куртке, сшитой руками сестры — профессора химии, сидит за столом; перед ним стакан густого, крепкого чаю; он курит папиросу за папиросой и горячо доказывает, впиваясь живыми серыми глазами в Своего собеседника —  редактора или художника, что журнал делать или рисунки нарисовать надо так-то и вот почему».

И действительно, Житков умел учить людей работать. Он был необычайно талантливым редактором, с неистощимой изобретательностью, с организаторским дарованием. Стоило ему взять в руки чужое произведение, и он сразу мог сказать, что нужно сделать, чтоб оно стало замечательным. Бывало, он возьмет и сам перепишет за автора всю вещь, а бывало и так, что он не только покажет, как сделать, но и научит автора, как самостоятельно находить правильную дорогу в работе.

— Знаете, как надо работать с начинающими писателями, — сказал он как-то. — Вот приходит к вам молодой паренек и говорит, что он хочет роман о венецианском доже написать. А вы его попросите, чтоб он вам начал рассказывать, как он себе этот роман представляет. И слушайте внимательно. И вот вы заметите, что все, что он о доже говорит, совершенно вздор и ерунда, а вот, когда он там где-нибудь начнет рассказывать о том, как в Венеции плотничают, вы сразу почувствуете, что вот это дело он понимает. И вместо книги о дожах пусть он вам книгу о том, как плотничать, напишет, и окажется, что это дело он знает и любит, и книжка получится настоящая.

Несмотря на болезнь, Житков продолжал работать, собирался писать книгу о скрипке, задумывал роман для взрослых, хотел написать уже не энциклопедию, а настоящий увлекательный роман для четырехлетних и работал над большой книгой, которую он много лет мечтал написать, — «Историей корабля».

В самые последние годы жизни он горячо интересовался рыболовством и постройкой деревянных судов. Он со вниманием следил за новой научной литературой по деревянному судостроению.

Он хотел построить свое особое судно — деревянный бот с мотором, — которое должно было бы существенно изменить все рыболовецкое хозяйство Черноморья. Он мечтал поселиться в домике на берегу Черного моря, заняться изучением современного рыболовства и затем начать техническую реорганизацию Черноморского рыболовецкого флота.

Но прошла одна болезнь и пришла другая.

В конце лета 1938 года я пришел к нему на Оболенский.

Он лежал в кровати. По обыкновению, по-прежнему он начал рассказывать о своих делах и планах, показывал свои новые произведения (некоторые из них вышли после его смерти), говорил о большой задуманной им «Истории корабля». Рассказал о том, как был в гостях у Максима Горького. Жаловался на врачей. «Я теперь сам себя лечу», — сказал он.

19 октября 1938 года Борис Степанович Житков умер.

* * *

За сообщение биографических сведений о Б.С. Житкове автор приносит благодарность родным писателя: В.М. и В.С. Арнольд, А.С. и Т.Б. Житковым и Н.С. Муромовой, а также С.М. Пресс.