В 1905 г. участвовал в освободительном движении, от погрома спасся в деревне. Во время краткой декабрьско-январской свободы на устроенном социал-демократической группой литературном вечере читал свое стихотворение "Егорка", получился успех. После того участвовал в забастовке шапочников. Отсидел полмесяца в тюрьме. Пресса не приняла моих длинных стихов, нужно было коротеньких. Я этого тоже не знал. Пришлось писать на новый лад. Мне удалось и это. Почти все мои стишки были напечатаны, и - так сбылась моя мечта: я попал в печать. Ошиблись все утверждавшие, что это нелепо в моем положении.
Встретил младшую, но уже тридцатилетнюю, сестру, она жила по публичным заведениям, из которых ее часто выгоняли за невозможное пьянство и держали только из жалости... Сестренка моя горемычная. Красавица, гордость и радость моя бывшая. Что осталось от тебя... Что осталось от нашей семьи... В моем кармане хранилось письмо из Барнаула с извещением, что брат чуть не сгорел от вина, а пьянствующую сестру муж избил до полусмерти, выдергал волосы, выбил зубы и проломил скулу молотком... Ух ты! Что это?.."
Что же и о чём может писать человек такой страшной жизни?
Вот несколько отрывков из напечатанных им стихотворений:
"ЖИЗНЬ
Безначальная, бесконечная,
Беспредельная, необъятная,
Неизбежная, непонятная
О, жизнь, стоишь ты предо мной,
Как сфинкс, как тайна роковая,
Очами вечности сверкая,
Дыша бездонной глубиной,
Где зло сливается с добром,
И целый мир, и каждый атом
Слит в поцелуе роковом,
Благословенном и проклятом!..
И мысль в величии своем
Напрасно силы напрягала
И что-то тщетно разбирала
В лице таинственном твоем..."
"ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО
Я приняла, мой друг, последнее решенье:
Освободить тебя от жизненных цепей...
Не смерть меня страшит, страшит меня мученье
Безумие души моей.
Но возвращу тебе свободу
Я этой страшною ценой,
И на служение народу
Благословляю, милый мой!"
"ОРИОН
Бахрома облаков, расплываясь в пространстве,
Открывает величие вечных чудес
В неизменно-божественно-пышном убранстве
Глубину полуночных небес.
Хороводы светил, с чистотою стыдливой,
Испещряют предвечный незыблемый трон,
И горит и царит красотой горделивой
Всем созвездиям царь - Орион.
Он горит, как вселенной весы золотые,
Для решений верховного правды Суда,
Где бы взвесили споры свои роковые
Жизнь и Смерть и Любовь и Вражда."
"К БУКВЕ
К букве буква, к слову слово
Строки стройные растут,
К жизни светлой, к жизни новой
Безбоязненно зовут.
Час за часом, дни за днями
В Лету падают года.
Жизнь цветет, горит огнями
Всемогущего труда.
Мысль и руки понемногу
В побежденной полумгле
Строят верную дорогу
К царству правды на земле!"
И, когда после таких стихов "человека страшной жизни" прочитаешь жалкое признание культурного человека, который с печальной, некрасивой, а может быть, и мстительной откровенностью прокажённого обнажает гниющие язвы свои:
"Я прожить, как мудрый, не умею,
Умереть, как гордый, не могу,
Перед жизнью я сгибаю шею,
Уступаю моему врагу.
Я живу без знания и веры,
В нестихающей вражде с собой;
Позади кошмары и химеры,
Впереди нелепый, дикий бой -"
становится жутко за страну, где интеллигенция почти через каждое десятилетие аккуратнейшим образом с головой погружается в болото фатализма и приходит к самобичеванию и самооплеванию, ошибочно именуя это неизящное занятие самоусовершенствованием.
Искренно говорю - я никого не хочу обидеть. Зачем? Российский интеллигент сам себя превосходно обижает, он делает это всегда с болезненным каким-то усердием и сладострастием, точно Ф.М.Достоевскому экзамен по науке самоистязания сдаёт.
Но - хотелось бы сказать: "Господа, если вас тошнит, не выбегайте на улицу во время этого процесса, по улице живые, здоровые - новые люди и дети ходят, и юноши, а им вредно смотреть, как вас вывёртывает!"
В молодой и милой стране нашей люди юны и чутки и по юности своей чудесно восприимчивы ко всему, а истерия и всякие судороги - заразительны, и это надо бы помнить из уважения к жизни, к родине, к человеку! А из уважения к себе - не кричи, не стенай и, если пришло время умирать - умри в одиночестве, это и красивее и гигиеничнее.
Мне, надеюсь, не поставят в вину такое отступление и не примут его как выходку злую, - я говорю с великою болью за всех, кому больно, с глубокой тоской за всех, кому тошно, но - с ещё бо'льшим страхом за молодых людей, которые поднимаются от земли навстречу культуре, - поднимаются "весело", с "протянутыми к творческой работе руками" и которым вы нужны как друзья, как учителя, а не как примеры всяческих духовных искажений.
Приведу ещё два характерных стихотворения: первое принадлежит перу поволжского крестьянина, второе - человеку, стихи которого уже печатаются в журналах, а приводимое мною его стихотворение напечатано на последней странице сборника "Песни бури", изданного в 1908 году и имеющего всего 9 страниц.
"Мы выходим один за другим
Бесконечною, вечною цепью
Из тяжелого темного рабства
К светлой цели всеобщего братства.
Точно искры, мы гаснем в пути
Душит нас злой вражды темный дым,
Но мы к правде дорогу найдем.
Мы - идем. Неустанно идем!
_______