О писательстве и писателях

«После этого чему же удивляться, если этот «адвокат дьявола», как он сам себя называет, приводит даже известные слова Достоевского: «Белинский есть самое смрадное, тупое и позорное явление русской жизни»[327]. Он не понимает, этот адвокат дьявола, что слова эти позорны не для Белинского, а для Достоевского. Он не понимает, что отрицательные суждения Л. Толстого о Белинском характерны и интересны не для нашего понимания Белинского, а для нашего суждения о Толстом. Достоевский и Толстой — такие громадные величины, что на них никакому «адвокату дьявола» взобраться нельзя»… И т. д.

В выписке я подчеркнул некоторые слова, которые меня поразили и заставили глубоко задуматься. При всем понимании и сочувствии, «что такое Белинский», я думаю — слова эти правы; и особенно разительно, что столь живого, искрящегося словом человека, столь деятельного и подвижного в мыслях, как Белинский, Достоевский вдруг и неожиданно называет «тупым». Но великая разгадка дела заключается именно в этом.

Страшная и смертная часть Белинского заключается именно в недостаточной даже для его времени остроте глаза, остроте восприимчивости вообще и в недостатке остроты ума и вкуса… Было в Белинском что-то подслеповатое, близорукое; как будто несколько золотушное. Прекрасное и пылкое дитя, — он недаром был недолговечен, недаром носил задатки чахотки, т. е. хилой болезни. Г. Айхенвальд, желая защититься от нападений на себя, ссылается еще на следующие слова князя Вяземского:

«Приверженец и поклонник Белинского в глазах моих человек отпетый, и просто сказать — дурак».

Это говорит Вяземский. К гневу Иванова-Разумника, Айхенвальд предупредительно говорит читателям своей книги о Белинском, что кн. Вяземский был «человек яркого ума, талантливый, независимый и оригинальный».

«Следовать за Белинским может только отпетый дурак» — в этих словах Вяземского, сказанных в частном письме, есть что-то общее с указанием на «тупость», какое сделал Достоевский тоже в частном письме (к Н. Н. Страхову) отнюдь не для печати. «Не для печати», «в частных письмах» — значит уж во всяком случае не для ниспровержения авторитета, не для умаления имени, не для полемики с какими-нибудь частными взглядами Белинского или с людьми его школы и партии. Очевидно, это — чистосердечное «свое мнение» у обоих русских людей, к одному из которых Айхенвальд так метко применяет слова: «независимый» и «оригинальный». Вот чего тоже не было у Белинского: оригинальности! Он был слишком «вообще образованный русский человек», прототип «образованности» у русских: но — без оригинальности в характере, в уме, во «всем»… И отсюда, как уже последствие, — Белинский был глубоко «зависимый» человек, зависимый от друзей своих, от их взглядов, мнений, от их философских, социальных и политических убеждений… Это — общеизвестно.