Ты подумаешь, что я боготворю эту катастрофическую сцену (мои новые фетиши «хит» сезона): например, Плато-учитель, в состоянии эрекции, позади ученика Сократа, к примеру, и когда я говорю «катастрофическая», я думаю, конечно же, о перевороте, инверсии отношений, и тут же вдруг об апотропе и апострофе; п. отец, который ростом меньше своего сына или своего последователя, это случается, п., если только это не С., на которого он дьявольски похож, итак, п. на него указывает, на С., он на него указывает (другим) и в то же время он ему указывает путь, он отсылает его и тут же резко его окликает. Это равносильно тому, что сказать «иди» и «приди», fort, da. Fort/da,
что соотносится как С. и п., вот что это на самом деле, вся эта онтология почтовой открытки. Что же она оставляет странным образом необъясненным) так это обращается ли он сам к себе, либо к С. или к кому-то другому, помимо С. Поди тут разберись плато/Сократ, а о/о а. Посмотри хорошенько на их физиономии, шапка плато плоская, ну как плато, а буква «а» в слове Сократ, начертанном над его головой, напоминает по форме написания его капюшон. Все это, мне кажется, имеет какой-то профилактический, даже предохраняющий смысл, все, вплоть до точки над маленьким п. Но кто они? С. есть п. — это мое уравнение с двумя неизвестными. Я всегда был очарован этим пассажем из "По ту сторону принципа удовольствия», где после стольких утомительных гипотез и бесполезных уловок Фрейд приходит к тому, что провозглашает тоном, в котором заметно смущение, но в котором я всегда различал какое-то лукавое удовлетворение; результат, которого мы наконец-то достигаем, в том, что у нас теперь вместо одного неизвестного — два. Как если бы он зарегистрировал некую прибыль, пополнение. Реестр, точно, вот нужное слово, Сократ держит реестр, т. е. книгу для записей, куда он тайком заносит все, что тот, другой, так называемый торпедист, у него украл, растратил, чеканил фальшивые монеты со своим профилем. Если только это не изображение двух самых великих в истории фальшивомонетчиков, соучастников, готовящих денежные эмиссии, к которым мы все еще привязаны, а они без конца запускают в оборот просроченные векселя. Они заранее навязывают нам что угодно, взимают пошлины, погашают марки с их собственными изображениями, и от тебя ко мнеМне хотелось бы общаться с тобой без какого-либо посредничества, напрямую с тобой, но это невозможно, и это самое большое несчастье. Это и есть, любовь моя, трагедия назначения. Итак, все вновь становится почтовой открыткой, которую может прочесть каждый, даже если он в ней ничего не поймет. Даже ничего в этом не понимая, он в тот момент уверен в обратном, это всегда может случиться и с тобой, ты можешь ничего не понять, а следовательно, и со мной, и, таким образом, не дойти, я имею в виду до назначения. Я бы хотел достичь тебя, дойти до тебя, моего единственного назначения, и я бегу, бегу и всю дорогу падаю, спотыкаясь на ухабах, ведь все это уже, наверное, было и до нас