О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только

Поскольку я все же люблю его, хотел бы все-таки предостеречь скверного читателя от излишней торопливости: я называю скверным и тем самым уличаю читателя оробевшего, которому хочется определенности, полного решимости таки отважиться (на то, чтобы отторгнуть читаемое, иначе говоря, притянуть его на себя в стремлении хоть так выведать, на что же ему рассчитывать; он стремится предвосхитить случившееся, хоть как-то предвосхитить). Так вот, неблагодарное это занятие, милейший. Хуже некуда, чем стремиться предопределить читаемое. В предсказаниях мало проку, как нет проку, читатель, в твоем нежелании возвращаться к прочитанному.

Какой бы ни была их первоначальная длина, утраченные пассажи обозначаются прямо по месту сожжения пробелами в 52 знака и величина уничтоженного пространства согласно некому уговору у же не подлежит уточнению. Таким образом, речь может идти об имени собственном или знаке препинания, об апострофе, который всего лишь заменяет опущенную букву, либо о целом слове, об одной или нескольких буквах, а также о коротких или длинных фразах, многочисленных или редких, а иногда и изначально незаконченных. Естественно, я говорю о связи слов или фраз и знаков, которых недостает внутри, если так можно выразиться, открытки, письма или письма-открытки. Что же касается полностью уничтоженных посланий, то обозначить их хоть как-нибудь не представляется возможным. Сначала я думал сохранить числа и даты, места, где были сделаны подписи, но отказался от этого. На что в таком случае была бы похожа эта книга? Прежде всего, я действительно хотел, такова была одна из целей моей работы, создать книгу — отчасти по причинам, которые покрыты тайной и, я думаю, останутся таковыми, отчасти по другим, о которых я должен умолчать. Какая-то книга, но вместо чего? Или кого?