Поэтому счастье – это то состояние, которое я либо испытываю в моей жизни, либо не испытываю. А живу я в мире, и там я не случайно.
Что такое мир?
Вопрос до сих пор очень плохо понятный нашим философам. Но им хотя бы начали заниматься. В одной из самых сложных работ современной русской философии, так и называющейся «Мир», Владимир Бибихин писал:
«Найти себя в пространстве мало. Надо найти себя в мире. Человек живет в окружающей среде. Этого мало. Иметь место в окружающей среде, скажем, на восточноевропейской равнине в таком-то городе или селе, мало. Человек не обязательно нашел себя, даже если нашел себе тут дом и больше, прописку. Что бы это могло значить?» (Бибихин «Мир», С.-Пб.: Наука, 2007, С. 15)
Найти себе место для тела, добавил бы я, еще недостаточно, чтобы понять, что такое мир, в котором я живу. Наш народ не зря называл одним именем мир и географическое место жительства, и общину, в которой ты нашел себя и занял место. Но и место в обществе еще не исчерпывает понятия «мир».
Чтобы увидеть, что такое мир, придется совместить оба эти мира, пространственный и общественный – как места обитания тела и личности, и тогда появится возможность описать получившееся и отбросить. В остатке выпадет мир души.
В нем не будет вещества и вещей. Это останется в мире тел. В нем не будет и вещных отношений по поводу мест в обществе, уважения и власти. Это останется в мире личностей. В нем будет только то, что и было в мире души до воплощения.
Но до воплощения было то же самое, что и после воплощения, за вычетом плоти, то есть вещества, вещей и вещных отношений. Вглядываемся в них, пытаясь усилием отделить вещественность, и жизнь души начинает проступать, как она есть до, после и во время воплощения, которое её искажает, но не отменяет.
Там, в жизни души все то же самое всегда, и даже во время телесности. Только не искривлено, не искажено. Да оно и телесностью не искривляется, просто становится явленным через телесность. Искривляется и искажается каким-то образом наше восприятие.
Как это происходит понять не просто, но важно. Явно, что эти искривления в восприятии мира души и истинной жизни приобретены нами исторически, по мере накопления культуры. И ясно, что для детей все едино – жизнь их тел непосредственно есть жизнь душевная со всеми вытекающими отсюда непосредственными душевными движениями. Мы же научаемся их разделять, и доводим это разделение до того, что однажды вообще отказываем себе в душе…
Мир, в котором мы обнаруживаем себя, это мир воплощения, значит, это мир тел, которые должны здесь выжить. Чтобы обеспечить их выживание, мы создаем общественные тела – личности. Они целиком созданы из образов, значит это и мир сознания.
Но за всем этим стоит то, что мы знаем как силы, движение, плотность, пустоту… За всем этим миры магии, физики, философии. И это и есть действительный мир души.
В своем историческом развитии человек постоянно прорывался сквозь те пленки, в которых путается его видение действительного мира. В первобытные времена это прикосновение к настоящему дало мифологию и народную магию. В классическую античность такой порыв породил философию. В Новое время – современную физику.
Мифология и магия – вот суть философии и физики наших дней. Они рождены для решения одних и тех же задач, но в разных условиях, то есть в разных мирах. А это значит, в разных состояниях сознания и в разных состояниях познания Земли. Мы лучше знаем Землю, мы больше можем извлекать из неё для своей пользы, значит это иной телесный мир, и, значит, битва за счастье в нем иная.
В этом мире больше людей, настолько больше, что он стал маленьким и изведанным. И к тому же ты всегда можешь сбежать из своего племени в любое другое. Значит, мир личности иной, и в нем также иная битва за счастье.
Это все должно быть учитываемо, но не в общем, а в точных привязках к тем телам, для которых достигается счастье. Только тогда можно будет говорить о психологии и счастье для души.
Глава 4. Понимание
Что такое понимание, не знает никто. Я хочу сказать, что нет ни одной науки, которая могла бы это внятно объяснить. Я достаточно подробно исследовал это в «Науке думать».
Тем не менее, нет ни одного человека, который бы не знал и не понимал этого. Даже дети прекрасно чувствуют, когда их понимают, и умеют добиваться понимания. Это означает, что понимание – вещь глубинная, очевидно, доступная даже животным. Во всяком случае, мы вполне можем наблюдать, как животные понимают то, что мы от них хотим.
Конечно, такой подход разрушает естественно-научную теорию рефлекторной деятельности. Но это меня нисколько не смущает, поскольку ее давно отменило одно уж допущение существования души. Если душа есть, то рефлексы перестают иметь значение, поскольку оказываются не всеобщей теорией, объясняющей в человеке все через высшую нервную деятельность, а частной дисциплиной, относящейся к узкому перешейку, связующему душу с телом.