— Хотя я немного сердит на вас из-за вашего ребяческого отношения к великим предметам, однако, милостью Божией, не без вмешательства порядка так случилось, что на речь, которой я старался отвлечь вас от этого легкомыслия, ушло столько времени, что рассуждение о столь важном предмете было отложено до прихода Алипия. Поэтому, — так как я уже ознакомил его с вопросом и показал, сколь далеко мы продвинулись в его решении, — готов ли ты, Лиценций, защищать то дело, которое ты принял на себя вместе со своим определением? Ведь, насколько я помню, ты сказал, что порядок есть то, посредством чего Бог управляет всем.
Готов, насколько хватит сил.
Как же, в таком случае,Господь управляет всем через порядок или, если угодно, провидение? Так, что посредством порядка управляет и Собою, или же только всем прочим, за исключением Себя Самого?
Там, — отвечал Лиценций, — где все — благо, так порядка не существует. Там царит высшее равенство, которое в порядке не нуждается.
Значит, — говорю, — ты не отрицаешь, что у Бога все — благо?
Разумеется.
Выходит, что ни Бог и ничто у Бога порядком не управляется?
Да, — согласился он.
Так неужели все доброе, по-твоему, ничто?
Напротив, оно — самая сущность.
В таком случае, позволю себе напомнить твои же слова, что все сущее управляется порядком и что не существует решительно ничего, что было бы вне порядка.
Но, — возразил Лиценций, — существует еще зло, вследствие которого и произошло так, что порядок обнимает собою и добро. Потому что порядком управляется не одно только добро, но добро и зло вместе. Когда же мы говорим — вседо, конечно же, имеем при этом в виду не одно лишь добро. Отсюда и следует, что все в совокупности, чем управляет Бог, управляется порядком.
На это я ему сказал:
Как ты полагаешь, движется ли то, что управляется, или же оно неподвижно?
То, что совершается в этом мире, — отвечал он, — движется.
А остальное, — спрашиваю, — нет?
То, что существует с Богом, то недвижимо, все же прочее, по моему мнению, движется.
— Итак, предположив, что существующее с Богом не движется, а остальное движется, ты, тем самым, хочешь дать понять, что все, находящееся в движении, с Богом не существует?
— Повтори, — сказал Лиценций, — тоже, но пояснее.
Он попросил об этом, как мне показалось, не потому, что не понял мой вопрос, но желая потянуть время и найти, что ответить.
Ты сказал, — говорю я, — что существующее с Богом не движется, все же прочее — движется. Следовательно, поскольку во всем, что с Богом, ты движение отрицаешь, то выходит, что движущееся существует без Бога. Ты ведь не станешь отрицать, что не все в этом мире недвижимо?
Само собой. Но я утверждаю, что все в этом мире существует с Богом. Я, собственно, и не говорил, будто что-либо существует без Бога, но лишь сказал, что движущееся, по моему мнению, с Богом не существует.
Значит, это небо существует без Бога, потому что факта его движения не оспаривает никто.
Нет, — отвечал он, — Оно не без Бога.
Выходит, с Богом существует и нечто такое, что движется.
Мне трудно уловить твою мысль; поэтому прошу, не дожидаясь моего ответа, если можно, сам догадайся о том, что я силюсь сказать. Мне думается, что, с одной стороны, без Бога ничего не существует, а, с другой, что существующее с Богом остается неподвижным. Тем не менее, я не могу сказать, чтобы небо было без Бога. Немогу этого сказать не только потому, что без Бога ничего не существует, но и потому, что небо, как мне кажется, имеет в себе нечто неподвижное; это — или Сам Бог,
или что-то существующее с Богом; хотя, конечно, само по себе небо несомненно вращается и движется.
2. — Определи же, — говорю, — если угодно, что значит быть с Богом и не быть без Бога? Ибо, если между нами сейчас возникает спор из-за смысла слов, то мы можем его легко и быстро прекратить.
Я, — отвечал он, — ненавижу определения.
Что же нам тогда делать?
Определяй, — говорит, — сам. Мне проще увидеть недостатки чужого определения, чем хорошо сформулировать свое.
Изволь. Представляется ли тебе существующим с Богом то, что Им управляется?
Когда я говорил о неподвижности того, что с Богом, я имел в виду совсем не это.
Смотри же, — говорю, — понравится ли тебе такое определение: с Богом существует все то, что разумеет Бога?
С этим, конечно, трудно не согласиться.
Так что же, мудрый тебе не кажется разумеющим Бога?
Кажется.
Но ведь мудрые могут находиться в движении, причем где и когда угодно. А раз так, то, спрашивается, каким образом будет истинным положение; что все, существующее с Богом, неподвижно?
Это забавно, — воскликнул он, — как будто из моих слов следует, что с Богом существует все то, что мудрый делает! С Богом — только то, что он знает.
А разве, — возразил я, — мудрый не знает своих книг, мантию, тунику, своего скарба, если он его имеет, и прочего в том же роде, что ведомо и глупцам?
Полагаю, что знать тунику и мантию — не значит быть с Богом.
Итак, — сказал я, — из твоих слов следует, что не все, что знает мудрый, существует с Богом; но что только есть мудрого с Богом, то мудрый и знает.