Да и учил он якобы только тому, чему издавна учит своих детей любой хороший отец.
Всякий честный и порядочный человек отлично понимает, что нельзя убивать других людей, красть их имущество, что к окружающим надо относиться дружески, помогать попавшему в беду. О том же говорилось и в заповедях Христа.
Разве не замечательно будет жить, если все станут следовать таким простым и понятным правилам?
Но самым главным, чем привлекала народ новая религия, была надежда. Надежда на справедливость и на отдых. Все другие религии только запугивали людей, ничего им не обещая.
«Ты раб, — говорили жрецы. — Ты нищий и останешься им навсегда и на этом свете и на том. На иное и не надейся. Таким устроил мир сам бог!»
А первые проповедники христианства говорили совсем другое.
— Главное — терпение, — сочувственно вздыхая и поднимая глаза к небу, учили они. — Чем тяжелее тебе здесь, на земле, тем легче будет после смерти. Покоряйся, не ропщи, верь в бога и попадешь в рай. Земная жизнь короткая, как-нибудь перетерпишь. Зато на том свете будешь отдыхать вечно.
Умело пользовались руководители христианской церкви и другими средствами, помогавшими им утвердить свою власть над людьми.
Еще в глубокой древности у жрецов оказывалось гораздо больше свободного времени, чем у остальных людей. Простые люди должны были трудиться с утра до ночи, чтобы прокормить себя и своих детей. А жрецы жили на готовом. На том, что приносили им в храм верующие.
Жрецы могли спокойно изучать природу, лечить болезни, толковать законы. В народе они слыли мудрецами, к помощи которых следует прибегать при любом затруднении, любой беде.
С распространением христианства такая же легкая жизнь оказалась и в монастырях, в которых жили монахи, целиком посвятившие себя богу. Монастыри обладали огромными поместьями, имели своих крепостных, обрабатывавших их поля, и молодых послушников, которые прислуживали монахам.
Привело это к тому, что тысячу лет назад почти вся тогдашняя наука оказалась собранной в монастырях. Даже просто грамотных людей легче всего было найти в монастыре или в церкви. С любым вопросом посложнее, за любым серьезным советом люди шли к священнику или монаху. Христианские священники, арабские муллы, еврейские раввины учили детей грамоте. Но учили лишь так, чтобы те могли читать церковные книги и жизнеописания святых.
Владыки церкви заставили работать на себя и великую силу искусства.
Гениальным художникам прошлого приходилось изображать простых крестьянок под видом «мадонны», то есть божьей матери или какой-нибудь святой. Желая нарисовать сильного мужчину, живописец обычно называл его героем какой-либо священной книги.
Самыми красивыми и величественными зданиями в городах были соборы и храмы, мечети и пагоды. Над любым русским селом поднималась к небу колокольня и блестел на солнце золоченый крест над куполом церкви. В самых живописных уголках природы красовались часовни, построенные на собранные с верующих деньги. Внутри церкви расписывали картинами на религиозные темы лучшие художники.
Церковные службы также обставлялись со всей возможной пышностью.
Нарядные одежды священнослужителей, украшенные золотой парчой у православных или бархатом и кружевами у католиков, таинственный полумрак или яркий свет тысячи свечей, протяжное пение хора, торжественные звуки органа — словом, все средства искусства служители богов использовали так же умело, как пользуется ими в театре режиссер, ставящий спектакль.
Даже самую скромную сельскую церковь строили обычно так, что дневной свет падал на иконы, на молящихся откуда-то сверху, из-под купола, и над головой изображенного на стене бога словно само собой появлялось сияние. А иконы были нарисованы так хитро, что глаза святых смотрели в упор прямо на человека, где бы он ни стоял.
И простые люди тянулись в церковь из своих жалких и темных жилищ. Им казалось, что здесь, под церковными сводами, они переносятся в иной, таинственный и прекрасный мир.
Но церковь не только завлекала к себе людей. Она умела отстаивать свою власть самыми жестокими средствами и уничтожать тех, кого считала непокорными.
…Пятьсот лет назад в одну из хмурых февральских ночей на римской площади, вокруг сколоченного накануне эшафота, выстроились стражники с пиками. Рядом с дощатым помостом уже был сложен из толстых сосновых бревен огромный костер, а над ним возвышался высокий столб с цепью.
И вот из дверей собора показалась процессия. Впереди, распевая гимн, шествовали монахи с горящими свечами. За ними двигались люди в черных одеждах с капюшонами, скрывавшими их лица. Это были тайные церковные судьи — инквизиторы. И наконец, окруженный стражей, шел человек в белом балахоне и желтом колпаке. На груди его висела доска с надписью: «Еретик».
Осужденный медленно ступал босыми ногами по булыжной мостовой. Было видно, что каждый шаг дается ему с трудом. Рядом шел монах, державший в руках большое деревянное распятие.
Этот измученный допросами и пытками человек был великий итальянский ученый и философ Джордано Бруно.