О приятных и праведных

Дьюкейн опять надел ботинки и побежал вдоль берега в обратную сторону, — туда, где круто обрывался в море красный утес. Там он вновь скинул обувь и бросился в воду.

Он плыл на боку, энергично и быстро, стараясь держаться как можно ближе к подножию утеса, ощущая противодействие течения — одного из тех, что наградили эту часть побережья дурной славой среди купальщиков. Течение было встречным и замедляло его продвижение вперед. Он не помнил, чтобы когда-нибудь плаванье стоило ему таких мучительных усилий, и при этом, похоже, продолжал оставаться все на том же месте. Он уже запыхался. Мешали рукава рубашки, то прилипая к телу, то надуваясь водой, и он, не останавливаясь, попытался стащить ее с себя. Стянул через голову и бросил в воду. Обогнув утес, у оконечности которого течение ощутимо теряло силу, он очутился в соседней бухте, и Трескоум скрылся из виду.

Теперь в пределах видимости оставались лишь тихое море, да небо, да внешний и внутренний изгиб утеса, закрывающего с обеих сторон сушу. Дьюкейн почувствовал себя внезапно очень маленьким и одиноким. Красный утес, который на близком расстоянии оказывался буровато-терракотовым с сине-серыми прожилками, отвесно спускался к морю, до того сухой и сыпучий на вид, что должен был, казалось, раствориться при соприкосновении с водой. На нижней его половине широкой полосой обозначался уровень прилива и безобразными темными пучками, словно космы отросших волос, нависали водоросли, успевшие прожариться на солнце с тех пор, как от них в последний раз отхлынуло море. Выше колыхались кустики белых ромашек, лепящихся неведомо как на отвесной стене. Дьюкейн улавливал их легкий аромат, смешанный с морским запахом подсыхающих на припеке водорослей.

Отсюда неровной темной линией поверх воды уже был виден вход в пещеру. Подплывая к нему, Дьюкейн взглянул на часы, которые все еще шли, как ни странно. Если верить расчетам Генриетты, до того, как устье пещеры закроется, оставалось чуть меньше пятнадцати минут. Еще несколько гребков, и после яркого солнца Дьюкейна накрыла вдруг тень утеса.

— Пирс, Пирс! — позвал он.

Тишина.

Свод пещеры отстоял от воды футов на семь. Дьюкейн заплыл внутрь, заметив, что потолок ее немного понижается. Далее он терялся в темноте, а стены пещеры расступались. Дьюкейн доплыл до того места, где было шире, и снова позвал Пирса.

Он сказал Поле, что поплывет к пещере, потому лишь, что ничего другого не мог придумать. Ему смутно представлялось, что он без труда обнаружит Пирса и, употребив свою власть, заставит парня выплыть наружу. Сейчас все выглядело иначе. Резкий переход в прохладный полумрак после солнечного безлюдья бухты — одно уж это произвело в нем перемену. Действительность куда-то отступила. Дьюкейн позвал Пирса еще раз. Он обратил внимание, что вода сквозь устье пещеры прибывает довольно быстро, и его уже отнесло на приличное расстояние от входа. Он отплыл на несколько гребков назад, чтобы удостовериться, что может без труда выплыть наружу, и вновь позволил течению отнести себя немного дальше в темноту, продолжая время от времени выкрикивать имя Пирса.

Плывя по исполинской пещерной заводи, Дьюкейн внезапно увидел мысленным взором картинку из «Алисы в Зазеркалье» — ту, на которой Алиса и мышь плывут по Морю Слез[44]. Ему отчетливо вспомнилось, как грациозно плывет Алиса, с каким изяществом простерлось в воде ее платье. Что-то на этой картинке, должно быть, поразило его в детстве. Барышни и их платья… Он опять позвал Пирса.

Теперь глаза его привыкли к сумеречному, чайного оттенка освещению пещеры, и он различил в стене слева от себя черноту, похожую на отверстие. Дьюкейн поплыл туда, уже брассом, высоко подняв голову и прислушиваясь. В какой-то миг ему словно бы тихо накрыли голову черной подушкой — это он вплыл в жерло отверстия.

Дьюкейн не боялся воды, он боялся — и очень — замкнутого пространства. Он отплыл обратно, дотрагиваясь до стены. Крикнул. Издали донесся еле слышный отклик. Дьюкейн дал течению отнести себя назад к стене и вслушался в тишину, оттененную глухим шипеньем текучей воды. Он отвернулся от мутного света позади и, всматриваясь в непроглядную тьму, крикнул снова. Нет, не почудилось. Чуть слышный отклик повторился, заунывный, далекий, безнадежный.

Перед мысленным взором Дьюкейна возникла другая картина. Он увидел Пирса где-нибудь в конце туннеля, откуда ему не выбраться, — возможно, с ногой, сведенной судорогой, возможно, с другим увечьем, — в отчаянии зовущего на помощь. Одновременно — будто сама темнота обратилась в экран для наглядного показа того, что у него на душе, — он явственно увидел перед собой встревоженное смуглое лицо Мэри Клоудир.

— Иду! — крикнул он и ринулся в поток.