Читаем О приятных и праведных полностью

Пола, не отрываясь, глядела на фарфороволикую Фальшь, на ее ладони не с той руки, ее чешуйчатый хвост. Здесь ли тот камень преткновения, когда все рушится, с грохотом разлетаясь в стороны обломками масок, мятыми розовыми лепестками, окровавленными перьями? Но, глядя уже проясненным взором, чувствовала, как, сметая прочь любые сомнения, в ней крепнет воля к тому, чтобы вернуть Ричарда обратно.

— Ладно. И все-таки ложь имеет свойство омрачать и портить.

— Известное дело. Постараюсь сводить ее к минимуму.

Эта типичная для него четкость и даже это стремление в самую решающую минуту оставить крошечную лазейку для Венеры, Купидона и Прихоти отозвались в Поле приливом такой любви, что ей стоило труда держать себя в руках.

— Вот только близнецы, Пола…

— А что близнецы?

— Они не настроены против меня?

— Нет, что ты, родной! Они сохранили любовь к тебе нетронутой, я точно знаю!

От нечаянного ласкательного словечка, от образа детей у Полы защипало в глазах. Она отвернулась, смаргивая слезы, и первый раз за все время подумала, нравится ли ему еще.

— Ох, слава тебе Господи! И когда же их можно… Постой, так мы что, — решили?

Пола вновь повернулась к нему, уже не заботясь о том, что он увидит ее слезы.

— Ричард, подумай, спроси себя, — ты действительно этого хочешь?

— Пола, да ты… Да, Пола, да и еще раз да! Пожалуйста, дай мне руку…

Пола придвинулась к нему. Их руки встретились, их колени соприкоснулись. Обоих била дрожь.

— Ой, Ричард, только не здесь… Вдруг кто-нибудь…

— Нет, здесь.

Американцы, которые вернулись назад в надежде без помех наглядеться на Бронзино, торопливо отступили прочь.

— Пола, я снова влюбляюсь в тебя, отчаянно, без памяти…

— А я тебя и не переставала любить, ни на секундочку.

— Слушай, пошли домой, — прямо сейчас, ты не против? Я хочу поцеловать тебя как следует, хочу…

Они вскочили на ноги. Ричард воровато оглянулся на спину смотрителя и подошел к Бронзино. С наслаждением провел рукой по полотну, лаская пальцами замершие в легком касании уста Венеры и Купидона. Потом схватил Полу за руку и потянул за собой. Они покинули галерею бегом. Смотритель обернулся и принялся озабоченно пересчитывать картины.

<p>Глава тридцать девятая</p>

— Не хотите ли выпить? — сказал Дьюкейн.

— Спасибо. Глоточек хереса, пожалуй.

— Камин не мешает? Не слишком жарко для вас?

— Нет, мне как раз нравится. Вы правда чувствуете себя нормально?

— Во всяком случае, гораздо лучше. А как Пирс?

— Пирс в прекрасной форме. Кстати, шлет вам большой привет. Велел обязательно сказать, что большой.

— И ему такой же. Садитесь, прошу вас. Так приятно, что вы зашли!

Мэри Клоудир скинула на пол легкое пальто и неловко села, скованно держа перед собой рюмку хереса, как если бы держала что-то непривычное — револьвер, например. Рука у нее дрогнула, и на белое, в синюю тянутую клетку, платье пролилось несколько капель, слегка замочив ей бедро. Она с любопытством огляделась. Красивая комната, обставленная со сдержанным благородством, полная — на вкус Мэри, даже слишком — неярких, но примечательных безделушек. Они лежали на полированных поверхностях, похожие больше на игрушки, чем на детали интерьера. Мэри взглянула в залитое солнцем окно на невысокие ухоженные дома напротив, со свежеокрашенными парадными дверьми и чугунными ящиками для цветов, и у нее упало сердце. Как мало я о нем знаю, подумалось ей.

— Как чудесно все получилось у Ричарда с Полой, разве нет? — сказала она.

— Великолепно.

— Я страшно рада. Они так счастливы, — веселые, совсем как дети. — Она вздохнула. — Но вас это не удивило? Я представления не имела, что у них такое на уме. Пола ужасно скрытный человек.

— М-мм. Несколько неожиданно, это правда. Что ж, бывает. Жизнь преподносит порой сюрпризы. И прочее.

Мэри перевела взгляд на Дьюкейна, который топтался, как зверь в загоне, на другом конце комнаты, за креслом с высокой спинкой, на которую в эту минуту оперся, слушая ее. Он был одет, за что рассыпался в извинениях, в черный шелковый, в паутине красных звездочек, халат поверх темно-красной пижамы. Такое облачение придавало ему несколько экстравагантный вид — отчасти что-то испанское, что-то от актера или танцовщика.

— Как было в пещере, Джон? Пирс ничего мне не рассказывает. А воображение все рисует жуткие картины. Мне снятся кошмары по ночам. Вы думали, что погибнете, да?

Дьюкейн тяжелее облокотился о спинку кресла.

— Что вам сказать, Мэри, — проговорил он с расстановкой. — Пожалуй. Пирс не струсил, держался молодцом.

— Не сомневаюсь, что вы тоже. Вы не могли бы рассказать, как это было, описать все с самого начала?

— Не сейчас, Мэри, если можно. Я видел там, в темноте, — прибавил он, — ваше лицо, странным образом. Расскажу вам — со временем.

Его властный тон вселил в нее спокойствие.

— Ну хорошо. Главное — что расскажете. Так вы приняли решение, Джон?

— Какое решение?

— Вы говорили, что должны принять решение относительно другого человека.

— А, да. Это я решил.

— И решение оказалось правильным?

— Да. В этом деле я навел порядок. И во многом другом. Прямо скажем, почти во всем навел порядок.

— Что ж, похвально.

Перейти на страницу:

Все книги серии Английская линия

Как
Как

Али Смит (р. 1962) — одна из самых модных английских писательниц — известна у себя на родине не только как романистка, но и как талантливый фотограф и журналистка. Уже первый ее сборник рассказов «Свободная любовь» («Free Love», 1995) удостоился премии за лучшую книгу года и премии Шотландского художественного совета. Затем последовали роман «Как» («Like», 1997) и сборник «Другие рассказы и другие рассказы» («Other Stories and Other Stories», 1999). Роман «Отель — мир» («Hotel World», 2001) номинировался на «Букер» 2001 года, а последний роман «Случайно» («Accidental», 2005), получивший одну из наиболее престижных английских литературных премий «Whitbread prize», — на «Букер» 2005 года. Любовь и жизнь — два концептуальных полюса творчества Али Смит — основная тема романа «Как». Любовь. Всепоглощающая и безответная, толкающая на безумные поступки. Каково это — осознать, что ты — «пустое место» для человека, который был для тебя всем? Что можно натворить, узнав такое, и как жить дальше? Но это — с одной стороны, а с другой… Впрочем, судить читателю.

Али Смит , Рейн Рудольфович Салури

Проза для детей / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Версия Барни
Версия Барни

Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.

Мордехай Рихлер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Марш
Марш

Эдгар Лоренс Доктороу (р. 1931) — живой классик американской литературы, дважды лауреат Национальной книжной премии США (1976 и 1986). В свое время его шедевр «Регтайм» (1975) (экранизирован Милошем Форманом), переведенный на русский язык В. Аксеновым, произвел форменный фурор. В романе «Марш» (2005) Доктороу изменяет своей любимой эпохе — рубежу веков, на фоне которого разворачивается действие «Регтайма» и «Всемирной выставки» (1985), и берется за другой исторический пласт — время Гражданской войны, эпохальный период американской истории. Роман о печально знаменитом своей жестокостью генерале северян Уильяме Шермане, решительными действиями определившем исход войны в пользу «янки», как и другие произведения Доктороу, является сплавом литературы вымысла и литературы факта. «Текучий мир шермановской армии, разрушая жизнь так же, как ее разрушает поток, затягивает в себя и несет фрагменты этой жизни, но уже измененные, превратившиеся во что-то новое», — пишет о романе Доктороу Джон Апдайк. «Марш» Доктороу, — вторит ему Уолтер Керн, — наглядно демонстрирует то, о чем умалчивает большинство других исторических романов о войнах: «Да, война — ад. Но ад — это еще не конец света. И научившись жить в аду — и проходить через ад, — люди изменяют и обновляют мир. У них нет другого выхода».

Эдгар Лоуренс Доктороу

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги