Одним таким в высокой степени базовым фактом языка является то, что носители языка постоянно сталкиваются с выражениями, которых они никогда не встречали в прежнем своем языковом опыте, и тем не менее оказываются в состоянии производить и понимать эти новые выражения без усилий. В самом деле, нормальные языковые способности распространяются на неограниченную область: каждый носитель может произвести и понять неограниченное число языковых выражений при нормальном употреблении языка. Эта замечательная способность, которая иногда называется критически значимым компонентом «креативности» обыденного использования языка, известна, по меньшей мере, со времени первой когнитивной революции и считается принципиально важной составляющей человеческой природы. Тем не менее, в фундаментальных отношениях она осталась без объяснения в классических рассуждениях о языке. Так, в «Курсе» Фердинанда де Соссюра мы находим примечательные колебания по этому вопросу. С одной стороны, «Курс» прямо констатирует, что «lа phrase, le type par excellence de syntagme... appartient a la parole, non a la langue» (p. 172) [типичным проявлением синтагмы является предложение, а оно принадлежит речи
, а не языку]2, и сразу после этого пассажа текст отсылает к определению речи как «un acte individuel de volonte et d’intelligence... [включающий в себя] les combinaisons par lesquelles le sujet parlant utilise le code de la langue en vue d’exprimer sa pensee personnelle...» (p. 31) «индивидуальный акт воли и разума... [включающий в себя] комбинации, в которых говорящий использует код языка для выражения своей мысли»3. Свобода сочетания элементов, которой характеризуется предложение, — «1е propre de 1а parole». С другой стороны, «il faut attrribuer a la langue, non a la parole, tous les types de syntagmes construits sur des formes regulieres... des groupes de mots construits sur des patrons reguliers, des combinaisons [которые] repondent a des types generaux» (р. 173) [к языку, а не к речи надо отнести все типы синтагм, которые построены по определенным правилам]4. Таким образом, вывод «Курса» как будто такой, что синтаксис лежит на полпути между языком и речью: «Mais il faut recon- naitre que dans le domaine du syntagme il n’y a pas de limite tranchee entre le fait de langue, marque de l’usage collectif, et le fait de parole, qui depend de la liberte individuelle» (p. 173) [Но надо признать, что в области синтагм нет резкой границы между фактом языка, запечатленным коллективным обычаем, и фактом речи, зависящим от индивидуальной свободы]5. Источник колебаний ясен: с одной стороны, регулярный характер синтаксиса очевиден; с другой стороны, лингвист- теоретик в начале XX в. еще не имеет в своем распоряжении точного приема для выражения удивительного разнообразия «правил построения», которое допускает синтаксис естественного языка. Обсуждение этого момента мы находим также в (Graffi 1991, 212-213).Ранняя порождающая грамматика внесла важнейший формальный вклад, показав, что регулярность и неограниченность синтаксиса естественного языка могут быть выражены точными грамматическими моделями, наделенными рекурсивными процедурами. Знание языка равнозначно владению рекурсивной порождающей процедурой. Когда мы говорим, мы свободно выбираем порожденную нашей рекурсивной процедурой структуру, которая согласуется с нашими коммуникативными интенциями; конкретный выбор в конкретной ситуации дискурса — это и есть свободный акт речи
в соссюровском смысле, однако исходная процедура, задающая возможные «модели построения», подчинена строгим правилам. За последние пятьдесят лет формальная характеризация рекурсивного свойства синтаксиса естественного языка проделала значительный путь эволюционных изменений: от гипотезы о том, что «генерализованные трансформации» образуют сложные конструкции шаг за шагом, начиная от глубинных структур простейших предложений (Chomsky 1957), к рекурсивным системам структур непосредственных составляющих (Katz and Postal 1964; Chomsky 1965), способным производить глубинные структуры неограниченной длины, к рекурсивной Х-штрих-теории (Chomsky 1970; Jackendoff 1977) и, наконец, к минималистской идее, что базовая синтаксическая операция, merge ‘сцепить’, ‘объединить’, рекурсивным путем нанизывает элементы попарно, каждый раз образуя третий элемент, являющийся проекцией одной из двух составляющих (Chomsky 1995 а, 2000 а). Тем не менее, фундаментальный интуитивный тезис остается неизменным: естественные языки включают в себя рекурсивные порождающие процедуры.