О природе и языке

Через несколько месяцев после того, как покончили с интеллектуалами-иезуитами, имело место еще одно свидетельствующее о многом событие. В Соединенные Штаты приехал Вацлав Гавел и выступил на совместном заседании обеих палат Конгресса, где ему аплодировали стоя за его восхваление этой аудитории как «защитников свободы». Пресса, и вообще все сообщество интеллектуалов, отреагировали с трепетом и упоением. «Мы живем в романтический век», — писал в «New York Times», у самого края дозволенного диссидентства, Энтони Льюис. Прочие леволиберальные комментаторы описывали высказывания Гавела как «ошеломляющее доказательство» того, что родина Гавела — «начало начал» «европейской интеллектуальной традиции», «голос совести», напоминающий «настойчиво об обязательствах больших и малых держав друг перед другом» — таких как США и Сальвадор, к примеру. Иные еще вопрошали, почему это у Америки нет своих интеллектуалов такой глубины, которые бы вот так «возвышали нравственность над своекорыстием».

Поэтому не совсем точно сказать, что интеллектуалов-иезуитов дважды убили. Их трижды убили.

Мы могли бы вообразить себе, какова была бы реакция, будь ситуация обратной. Предположим, что в ноябре 1989 г. чешские коммандос с ужасающим послужным списком массовых убийств и жестокостей, вооруженные Россией и только что прошедшие возобновленную русскую учебную программу, зверски убили бы Гавела и полдюжины других чешских интеллектуалов. Предположим, что короткое время спустя всемирно известный сальвадорский интеллектуал приехал бы в Россию и, обратившись к Думе, восславил бы российское руководство как «защитников свободы» под волнующие овации, на которые бы горячо отозвались российские интеллектуалы, и при этом бы оратор ни разу не упомянул об ответственности российских властей за физическое устранение своих коллег в Чехословакии. Довести до конца эту аналогию мы не можем, имея в виду десятки тысяч других жертв тех же самых «защитников свободы» только в одной этой несчастной стране, многие из них погибли в ходе все тех же бесчинств, в которых были злодейски убиты интеллектуалы.

Да и нечего нам попусту тратить время и воображать, какая была бы реакция. Мы можем сравнить события, воображаемые с событиями реальными, тогда и теперь, и опять же при желании извлечь для себя ценные уроки.

Сообразно с исторической практикой, к интеллектуалам, которые восхваляют силу Запада и игнорируют преступления Запада, на Западе относятся с великим почтением. Кое-какие интересные иллюстрации тому мы имели несколько месяцев назад, когда потребовалось найти способы оправдать натовские бомбардировки Югославии. Это была непростая задача, поскольку решение бомбить привело к резкой эскалации варварств и развязыванию крупномасштабных этнических чисток, как и предвосхищали с самого начала — последствие «вполне прогнозируемое», как проинформировал прессу командующий НАТО генерал Уэсли Кларк, когда начались бомбардировки. Ведущий интеллектуальный журнал США призвал тогда на помощь Вацлава Гавела, который вновь осыпал похвалами свою аудиторию, скрупулезно избегая всяких доказательств, но при этом провозглашая, что западные лидеры открыли новую эпоху в истории человечества, ведь впервые в истории они сражаются за «принципы и ценности». Реакцией было, опять же, преклонение перед его глубиной и проницательностью.

Вспомним еще одного русского диссидента по имени Александр Солженицын. У него тоже нашлось, что сказать о бомбардировках. Вот его собственные слова:

Отшвырнув ООН, растоптав ее устав, НАТО возгласила на весь мир и на следующий век древний закон — закон-Тайга: кто силен, тот и полностью прав... Не должно быть иллюзий, будто бы НАТО стремилось защищать косоваров. Если бы его настоящей заботой была защита угнетенных, они могли бы защищать, к примеру, несчастных курдов.

«К примеру», потому что это лишь один пример, хотя и весьма поразительный. Солженицын еще поскромничал. Он не добавил тот принципиально важный факт, что этнические чистки курдов и другие варварства, далеко превосходящие все, что приписывают Милошевичу в Косове, не ускользнули от внимания западных гуманистов. Скорее, те приняли осознанное решение участвовать в них активно. Преступления вершились главным образом с помощью американского оружия, составляющего 80 % арсенала Турции. Поступающее оружие хлынуло потоком, пик которого пришелся на 1997 г., одновременно с военной подготовкой, дипломатической поддержкой и великим даром молчания, предоставленным интеллектуальными кругами. В СМИ и публицистических журналах сообщалось немногое.

Солженицына также «заставили замолчать безо всяких официальных запретов», если заимствовать оруэлловскую фразу. Как уже отмечено, реакция на Гавела была совсем другой. Это сравнение опять-таки иллюстрирует знакомый принцип: для того, чтобы добиться одобрения секулярного священства, полезно продемонстрировать надлежащее уважение к властям.