О проблемах языка и мышления

Пока панславизм был чисто австрийским движением, он не представлял большой опасности, но скоро нашелся необходимый для него центр масс и единства. Национальное движение турецких сербов в начале этого столетия обратило скоро внимание русского правительства на тот факт, что Турцию населяло семь миллионов, язык которых из всех славянских диалектов больше всего походил на русский, чья религия и священный язык – старо- или церковно-славянский – были совершенно те же, что у русских. Среди этих сербов и болгар Россия впервые начала панславистскую агитацию, опирающуюся на положение России, как главы и покровительницы греческой церкви. Как только панславистское движение приобрело некоторую почву в Австрии, Россия скоро расширила разветвления своей агентуры на области своих союзников. Там, где она встречалась с славянами римско-католической религии, религиозная сторона вопроса опускалась, и Россия выступала как центр тяжести славянской расы, как ядро, вокруг которого кристаллизовались обновляющиеся славянские племена, как сильный и единый народ, призванный осуществить великие славянские государства от Эльбы до Китая и от Адриатического моря до Ледовитого океана. Здесь были найдены недостающая масса и единство. Панславизм сразу попал в ловушку. Он произнес свой собственный приговор. Чтобы утвердить заново мнимые национальности, панславизм объявил себя готовым принести в жертву русско-монгольскому варварству восьмисотлетнее фактическое участие в цивилизации. Разве это не являлось естественным результатом движения, начавшегося в союзе с решительной реакцией против хода европейской цивилизации и желавшего поставить запруду мировой истории?

►(Там же, 261 – 264 // 11, 204 – 206.)

274

Чехи и хорваты созвали в Праге общеславянский съезд для подготовления всеобщего славянского союза. Этот съезд и без вмешательства австрийских войск потерпел бы решительное крушение. Отдельные славянские наречия так же различаются между собою, как языки английский, немецкий и шведский, и когда открылись прения, не нашлось общего славянского языка, на котором ораторы могли бы понимать друг друга. Прибегли к французскому, но он оказался одинаково непонятным большинству, и бедные славянские энтузиасты, единственным общим чувством которых была ненависть к немцам, принуждены были, в конце концов, объясняться на ненавистном немецком языке – единственном языке, понятном для всех.

►(К. Маркс и Ф. Энгельс. Революция и контрреволюция в Германии. – Соч., VI, 61 // 8, 57.)

275

Непосредственной целью панславизма является восстановление славянского царства от Рудных и Карпатских гор до Черного, Эгейского и Адриатического морей под владычеством России, – царства, которое помимо немецкого, итальянского, мадьярского, валашского, турецкого, греческого и албанского языков насчитывало бы приблизительно еще дюжину славянских языков и главных диалектов. Все это целое сдерживалось бы вместе не теми элементами, которые до сих пор сдерживали и развивали Австрию, а абстрактными качествами славянства и так называемым славянским языком который общ большинству населения. Но где существует это славянство, как не в голове нескольких идеологов, где «славянский язык», как не в фантазии господ Палацкого, Гая и компании и отчасти в старо-славянском богослужении русской церкви, непонятном ни одному славянину.

►(К. Маркс и Ф. Энгельс. Революционная борьба в Венгрии. – Соч., VII, 227. 1930 г. // 6, 181 – 182.)

276