«Наслаждаясь армянской едой, Уилер рассказывал нам о своей идее изменчивости законов физики. “Эти законы должны были когда-то возникнуть… Но какие принципы определяют, какие законы возникают в нашей Вселенной?” – спрашивал он. Фейнман, который в 1940-х был студентом Уилера, повернулся к Торну, студенту Уилера в 1960-х, и сказал: “Этот чувак несет что-то несусветное. Ваше поколение еще не знает, что он и всегда нес что-то несусветное. Но, знаешь, когда я был его студентом, я обнаружил, что, если взять любую из его несусветных идей и начать снимать с нее слои околесицы один за другим, как будто снимаешь шелуху с луковицы, в сердцевине этой идеи часто находишь могучее зерно истины”».
Когда Стивен и я взялись за разработку нашего космологического подхода «сверху вниз», я не знал об идеях Уилера, хотя подозреваю, что Стивену они были известны, по крайней мере в общих чертах. Задним числом мы понимали, что довольно хорошо очищаем уилеровские идеи от шелухи, преобразуя его грандиозные интуитивные находки в строгие научные гипотезы.
Мы заехали в кембриджский колледж Гонвилл-энд-Киз, где Стивен тоже преподавал и членом которого оставался всю жизнь. Был четверг, а значит, общий обед, после которого профессора устраивают причудливые ритуалы, угощаясь сыром и портвейном в отделанном стенными панелями зале – Комбинейшн Рум. И вот уже вокруг длинного дубового стола разносят по часовой стрелке портвейн, потрескивают дрова в камине, а мы болтаем о Великом шелковом пути. Стивен вспоминал о своем путешествии в Иран летом 1962 года: он посетил Исфаган и Персеполис, столицу древних персидских царей, и пересек пустыню, добравшись до Мешхеда на востоке страны. «Меня там застигло Казвинское землетрясение (сильное – 7,1 по шкале Рихтера, во время которого погибли более двенадцати тысяч человек), – рассказывал он. – В Буин Захра, когда я ехал в автобусе из Тегерана в Тавриз, уже на обратном пути к дому. Но я все равно хотел бы туда вернуться, – добавил он. – Для научного сотрудничества границ быть не должно».
Когда остальные члены колледжа уже разошлись отдыхать по своим комнатам, а медсестра, наблюдавшая за Стивеном, принялась и нас уговаривать ехать домой, Стивен, несмотря на поздний час, вдруг ввязался в спор. Меня это не удивило. Он немного поколдовал над настройками своего «Эквалайзера» и принялся говорить, а я обошел вокруг стола и сел рядом с ним.
«В “Краткой истории…” я писал…»
– …что мы всего лишь химический налет на поверхности среднего размера планеты, обращающейся вокруг ничем не примечательной звезды в обычной галактике, – закончил я его мысль:
Брови моего собеседника взметнулись вверх в знак согласия.
«Но это был прежний Хокинг, он смотрел “снизу вверх”, – появилось на экране. – С точки зрения Бога, мы вовсе не малозначащее пятнышко».
Стивена поднял на меня глаза, и мне подумалось, что он прикидывает, какое расстояние преодолел со времен «Краткой истории». «Вот оно, – пронеслось вдруг у меня в мозгу, – его прощание с мировоззрением, в которое он столько вложил».
– Пора сменить точку зрения на мир? – попытался я откликнуться на его мысли.
Послышался звон часов на башне колледжа. Стивен еще колебался, и я решил не пытаться угадать, что он скажет. Если он вообще заговорит.
Наконец его экран осветился, и вновь послышалось кликанье – на этот раз медленное.
«Своим [подходом] “сверху вниз” мы вновь поставили человечество в центр [космологической теории], – написал он. – И что интересно, именно это передает нам управление».
– В квантовой Вселенной мы включили свет, – добавил я.
Стивен улыбнулся, заметно довольный тем, что на горизонте замаячила новая космологическая парадигма.
«Какой поворот», – подумал я. Мы начали с попыток найти более глубокое объяснение приспособленности Вселенной для жизни в физических условиях в момент рождения времени. Но квантовая космология, которую мы для этой цели разработали, показывает, что мы смотрели не в ту сторону. Нисходящая космология показывает, что, как и биологическое древо жизни, древо физических законов есть результат эволюции дарвиновского типа – ее можно понять, только двигаясь вспять во времени. Поздний Хокинг утверждал, что, если добраться до самого дна этого колодца времени, дело оказывается не в том, «почему» мир таков, каков он есть – почему такова его фундаментальная природа, диктуемая некой трансцендентальной причиной, – но в том, «как» мы оказались там, где мы находимся. Наблюдение о том, что наша Вселенная как раз «самое то» для жизни, и есть отправная точка для всего остального. Связывая воедино не только гравитацию и квантовую механику – большое и малое, – но также и динамику с граничными условиями, и человеческий «взгляд с позиции червя» на космос, нисходящая триада предлагает нам замечательный синтез, который наконец-то отрывает космологию от архимедовой точки.