О проценте ссудном, подсудном, безрассудном. Хрестоматия современных проблем «денежной цивилизации».

Сегодня мы имеем дело с перевёрнутой финансовой пирамидой: стоимостной объём ПФИ (обязательств по контрактам в номинальном выражении) превышает стоимостной объём «инструментов» третьего уровня в десятки раз, второго уровня — в сотни раз, первого уровня в тысячи раз. Можно себе представить, какой бешеный спрос рождает рынок ПФИ на «инструменты» третьего уровня, а в конечном счёте, — на деньги (депозитные и «настоящие»), образующие второй и первый уровни. А это как раз то, что нужно ростовщикам.

А кто же действует на новом, четвёртом уровне? Прежде всего, инвестиционные банки, которые в США, как мы уже отмечали, формально были «отлучены» от процесса «производства» денег (в том числе депозитных), и им была оставлена «экологическая ниша» спекулятивных операций на финансовых рынках. Игра инвестиционных банков на рынках ПФИ по своей «рентабельности» как минимум не уступала кредитно-депозитным операциям «классических» коммерческих банков. В 1990-е годы коммерческие банки стали даже выглядеть неуклюжими и старомодными на фоне динамично развивающихся инвестиционных банков. Появились также другие типы финансовых институтов, специально ориентированных на игру на рынках деривативов, — взаимные фонды, хеджевые фонды, специализированные инвестиционные фонды. Структурированные облигации инвестиционных фондов активно покупали пенсионные фонды. Игра крупнейших инвестиционных банков типа «Голдман Сакс», «Мерил Линч», «Джи-Пи Морган», «Морган Стэнли», «Леман Бразерз» была беспроигрышной: они, будучи всегда приближёнными к ФРС, но определению, имели доступ к «инсайду». Дерегулирование рынков в условиях «рейганомики» способствовало росту их волатильности (подверженности колебаниям), что было только на руку инвестиционным банкам. Через некоторое время они научились эффективно управлять рынками с помощью производных инструментов, формируя спрос на виртуальные товары (активы) и предложение таких же виртуальных товаров (активов) в нужном им направлении. Иначе говоря, они сами стали производителями и владельцами «инсайда», т.е. «хозяевами» рынков. Продавцы и покупатели реальных товаров (активов) попали в полную зависимость от спекулянтов, оперирующих на рынках производных инструментов, «привязанных» к этим реальным товарам (активам).

Ещё раз напомним, рынок этих финансовых инструментов находился вне сферы государственного регулирования. Поэтому до поры до времени размах строительства четвёртого этажа финансовой пирамиды многим был не виден. Большая вовлечённость отдельных компаний и банков в операции на рынке деривативов также скрывалась, поскольку эти операции рассматривались как забалансовые.

Вот что по этому поводу пишет А. Соломатин:

«На балансе предприятий США не отражаются срочные контракты. Фьючерсы появляются на балансе внезапно, в тот самый момент, когда по ним нужно платить. Фьючерсный контракт представляет собой намерение сторон в будущем купить/продать некоторый актив по определённой цене в определённом количестве. Понятно, что «намерение» не приводит к каким-либо проводкам в балансе. Если я заключил контракт на поставку 27.03.2008 10 тонн золота по цене $300 за унцию, до 27.03.2008 я живу спокойно: дыра в моём балансе появится именно 27.03.2008»[268].

Именно эти «дыры» в балансах стали серьёзными пробоинами в корпусах многих американских компаний и банков во время нынешнего кризиса.

Если после перехода мира от товарных денег к кредитным стали говорить: «деньги — это долги», то в условиях расцвета деривативов есть все основания сказать: «долги — это деньги». Всё познаётся в сравнении: по отношению к четвёртому уровню «инструменты» третьего уровня выступают в качестве вполне добротного обеспечения, для четвёртого уровня это уже как бы «настоящие» деньги. Почти «настоящими» деньгами в условиях расцвета деривативных рынков стали обязательства инвестиционных банков, которые заполнили финансовые рынки своими облигациями. Резко повысился «рейтинг» казначейских облигаций, дефакто министерство финансов США также стало эмитентом денежной массы. В специальной литературе их даже стали называть «финансовыми деньгами».

Подтверждение этой мысли я нахожу в книге Д. Голубовского:

«Деньги и прочие первичные финансовые производные (обязательства второго и третьего уровней в перевёрнутой финансовой пирамиде, о которой сказано выше. — В.К.) стали играть для деривативов ту же, по сути, роль, что и обычные деньги для самих долгов — роль частичного покрытия. А обычные деньги, в свою очередь, для деривативов стали играть роль золота — архаичного финансового актива, роль которого неуклонно снижается. При этом в отношении кредитных инструментов к деривативам действовал примерно тот же принцип частичного резервирования, что и в отношении обычных денег к кредитным инструментам. Так, для плеча 1/10 сумма в $100 миллиардов помогла создать кредитных инструментов на $ 1 триллион и деривативов, соответственно на $ 10 триллионов. Ликвидность получила свою новое выражение, деньги — новую суперэффективную форму мультипликации»[269].