О психоанализе

Теория латентного периода – наглядный пример ошибочности концепции инфантильной сексуальности. Проблема была не в наблюдениях. Напротив, гипотеза латентного периода доказывает, как внимательно Фрейд наблюдал за кажущимся возрождением сексуальности. Ошибка кроется в самой концепции, в устаревшем представлении о множественности инстинктов. Допустив сосуществование двух или более инстинктов, мы неизбежно должны заключить, что если один инстинкт еще не проявился, то он все равно присутствует in nuce,[54] в соответствии со старой теорией вложения (инкапсуляции).[55] В физике мы бы сказали, что свет, который испускает железо при переходе из нагретого состояния в раскаленное, уже присутствовал in nuce (латентно) в теплоте. Подобные допущения представляют собой произвольные проекции человеческих идей в трансцендентальные области, что противоречит требованиям теории познания. Посему мы не имеем права говорить о существовании полового инстинкта in nuce, ибо в этом случае мы бы произвольно интерпретировали явления, которые можно объяснить иначе, гораздо более подходящим образом. Мы можем говорить лишь о манифестации функции питания, сексуальной функции и т. д., и то только тогда, когда эта функция проявляется с безошибочной ясностью. Мы говорим о свете только в том случае, если железо действительно светится, но не тогда, когда оно просто нагрето.

Фрейд, как наблюдатель, ясно видит, что сексуальность невротиков нельзя сравнивать с инфантильной сексуальностью, так же как, например, нельзя сравнивать нечистоплотность двухлетнего ребенка и нечистоплотность сорокалетнего кататоника. Одно нормально, другое в высшей степени патологично. В своих «Очерках»[56] Фрейд утверждает, что инфантильная форма невротической сексуальности полностью или, по крайней мере, частично обусловлена регрессией. То есть даже в тех случаях, когда мы можем сказать, что это тот же старый инфантильный побочный путь, функция этого побочного пути усилена регрессией. Таким образом, Фрейд признает, что инфантильная сексуальность невротиков есть по большей части явление регрессивное. Об этом свидетельствуют исследования последних лет, согласно которым наблюдения, касающиеся детской психологии невротиков, в равной степени применимы и к нормальным людям. Во всяком случае, можно сказать, что отличия между развитием инфантильной сексуальности у невротиков и у нормальных людей настолько незначительны, что не поддаются научной оценке. Выраженные различия встречаются крайне редко.

Чем глубже мы проникаем в сущность инфантильного развития, тем больше у нас складывается впечатление, что искать в нем этиологическое значение столь же напрасно, как и в инфантильной травме. Даже при самом тщательном изучении соответствующей истории мы никогда не узнаем, почему у народа, жившего на германской земле, одна судьба, а у галлов – другая. Чем сильнее мы отдаляемся в своих аналитических исследованиях от периода очевидного невроза, тем слабее надежда обнаружить подлинную causa efficiens,[57] ибо чем дальше мы уходим в прошлое, тем бледнее становится динамика дезадаптации. При построении теории, выводящей невроз из причин далекого прошлого, мы прежде всего следуем тенденции наших пациентов уводить нас как можно дальше от критического настоящего. Ибо причина патогенного конфликта кроется главным образом в настоящем. Это все равно, как если бы нация искала причины своего бедственного политического положения в прошлом; как если бы Германия девятнадцатого века приписывала свою политическую дезинтеграцию и несостоятельность римскому игу, вместо того чтобы искать их источники в настоящем. Истинные причины заложены главным образом в настоящем, и только в настоящем есть возможность их устранить.

Большая часть психоаналитической школы все еще находится во власти концепции, согласно которой инфантильная сексуальность есть sine qua non невроза. Не только теоретик, исследующий детство ради научного интереса, но и практикующий аналитик полагает, что должен вывернуть историю младенчества наизнанку, дабы найти фантазии, обусловливающие невроз. Бесплодное предприятие! Между тем самый важный фактор ускользает от него, а именно конфликт и его требования в настоящем. В описанном нами случае мы не поймем ни один из факторов, вызывавших истерические припадки, если будем искать их в раннем детстве. Эти реминисценции определяют только форму, но динамический элемент проистекает из настоящего, и лишь анализ значения текущего момента ведет к истинному пониманию.