О развитии изящного в искусствах и особенно в словесности. Сочинение Михаила Розберга…

Соглашаясь с автором в его мыслях, мы не можем, однако же, никак надивиться этому проблематическому «кажется»; сам г. Кошанский, о котором мы сейчас говорили, и тот не высказывал этих истин проблематически, а он их высказывал, хотя, к сожалению, говоря одно, на деле исполнял другое, именно то, что заставило г. Розберга высказать мысль, начинающуюся словами: «Вообще думают», и пр.

Далее автор продолжает:

В одном из наших повременных изданий, привыкших обыкновенно судить почти обо всем слегка (неужели нет исключения?), мне попались замечания на мое сочинение, смею сказать, не слишком обдуманные. Кто, не останавливаясь исключительно лишь на эпиграфах, примет на себя труд прочесть далее, и не только прочесть, но добросовестно вникнуть в сущность дела, тот увидит, что многие из положений, мною развитых, мало известны, по крайней мере у нас (где «у нас»? Неужто в наших университетах?). Следя прилежно за ходом эстетических теорий, я, сколько помнится, нигде не встречал в журналах наших и отдельных книгах ни страницы (??) об отношении, например, изящных искусств к природе, о системе подражания ее произведениям, о взаимном значении ритма и гармонии, трагедии и комедии и пр.

Опять странно, каким образом ученый автор, следя прилежно, как говорит он, за ходом эстетических теорий (то есть теорий эстетики, как теория поэзии, теория статистики и т. п., а не поэтическая теория, статистическая теория…), странно, говорит, что он нигде не встречал в журналах наших и в отдельных книгах ни страницы относительно этих вопросов. Мы, напротив, готовы указать ему не только страницы, но и целые статьи в журналах, и не только статьи, даже целые книги. Пусть потрудится он перебрать первые два года «Телескопа»{3}, издававшегося профессором эстетики и археологии при императорском Московском университете Н. И. Надеждиным: там он найдет не одну страницу, где о некоторых из упоминаемых им предметов говорилось довольно пространно, и, что главное, говорилось с увлекательным одушевлением, живым участием и логическою отчетливостию; пусть потрудится он пересмотреть «Ученые записки», издававшиеся при том же университете: {4} и там об этих предметах речь заходила довольно часто. Не угодно ли ему будет вспомнить «Теорию изящных искусств» Бахмана, прекрасно переведенную г. Чистяковым, также питомцем Московского университета?{5} Вероятно, ему не знакомы и «Чтения о словесности», изданные профессором тоже Московского университета И. И. Давыдовым?{6} Там об этих предметах тоже было говорено, сколько это нужно было для книги почтенного профессора. Кажется, этого довольно, чтобы доказать г. Розбергу, что предметы, о которых он упоминает, совсем не новость в области русского мышления, и что не он первый обращает на них внимание русских просвещенных читателей. Мало этого, мы готовы сказать утвердительно, что все «положения», которые развивает он в своем сочиненьице, давно уже были предложены и рассмотрены русскими учеными, и многие, скажем без обиняков, гораздо удовлетворительнее, нежели в его «Рассуждении о развитии изящного».

Обвинение в повторении старых понятий, продолжает автор, когда речь идет об исследованиях умозрительных, кажется мне сбивчивым и странным: дважды два – четыре, также старая штука, однако довольно забавно было бы, если бы кто, желая пощеголять новизною, вздумал <бы> утверждать, что дважды два – пять.