О русской истории и культуре

Противовесом индустриальному раю стал индустриальный ад, выраженный в антиутопиях XX в. Из авторов, подвизавшихся в этом жанре, самый знаменитый, и по праву, — Дж. Оруэлл. Но и русским писателям принадлежат выдающиеся произведения — прежде всего это А. Платонов («Котлован») и Е. Замятин («Мы»).

Советский дискурс изобилует апокрифическими вариациями Православия. К ним, в частности, относятся темы «рождества» и детства. Вот отрывок из воспоминаний прот. Михаила Ардова (из семьи московских друзей и благожелателей А. А. Ахматовой). Он воспроизводит разговор с известным историком искусства А. Г. Габричевским о январской Москве 1924 г.

«— Я помню, — говорит мне Александр Георгиевич, — я вышел из дома… Стояла длинная очередь к гробу Ленина, люди жгли костры и грелись… А вот тут, на Манеже, висел загадочный лозунг: „Могила Ленина — колыбель человечества”… Это я не понимаю, что такое (между прочим, Габричевскому шел тогда тридцать третий год, он окончил Московский университет и слушал лекции в Мюнхене, опубликовал несколько дельных статей. — Авторы.).

— Это не так уж трудно расшифровать, — отвечаю я.

— Ты так думаешь?

— Я надеюсь, вы не станете мне возражать, — говорю я, — если я скажу, что партия большевиков — сатанинская пародия на Церковь, съезды — это соборы, парады, демонстрации и митинги — ритуальные действия, чучело Ленина пародирует святые мощи и так далее…

— Это справедливо, — отзывается Александр Георгиевич.

— Так вот, — продолжаю я, — лозунг „Могила Ленина — колыбель человечества” — это такая же точно сатанинская пародия на слова молитвы, обращенной ко Христу: „Гроб Твой — источник нашего воскресения”» [Ардов, 150].

Пожалуй, можно предложить и другое толкование. Колыбель — прямая параллель к вифлеемским яслям. Не случайно в советское время (и до сих пор) детские учреждения именуются яслями и садами. С этой же символикой явно связана и маленькая деревянная модель симбирского дома Ульяновых, «внутри и снаружи освещенная электричеством», которая была помещена на трибуне 2–го Съезда Советов у стола президиума (об этой «колыбели» вождя сообщалось в вечернем выпуске «Красной газеты» от 4 февраля 1924 г.).

В культе Ленина значительную роль играют мотивы детства и отношения к детям. Трудно сказать, есть ли тут сознательное использование Христовой заповеди «будьте как дети». Состояние детства — как бы порука невинности и совершенства, и поскольку всякий государственный муж (если только он не легитимный властитель) — заведомый насильник, он нуждается в удостоверении непорочности. В этом плане «топорик Джорджа Вашингтона» и «разбитый графин Володи Ульянова» — предметы из одного семантического поля. Чем большая дистанция отделяла советских потомков от своего вождя, тем больше он любил детей: устраивал для них елки (все забывали, что елки, рождественские и новогодние, были запрещены большевиками — и разрешены только в канун нового, 1936 г.), посылал им гостинцы, когда самому нечего было есть, и т. д. В конце концов эта мифологема приелась, и в городском обиходе, быть может в связи со столетием Ленина, появился злой анекдот. Надежда Константиновна Крупская выступает перед детьми (несмотря на бесплодие, она была главным специалистом по их проблемам):

— Знаете, как Ильич любил детей? Помню, жили мы в Поронине. Ильич каждое утро брился опасной бритвой. А у хозяйки был противный мальчишка — все лезет к Ильичу, толкается, мешает. Ну, Ильич и посылает его… Вот как он любил детей: только… послал, а мог бы ведь и бритвой полоснуть.

Впрочем, «детская мифология» появилась очень рано и, скорее всего, не навязывалась. Одно из ее первых документальных свидетельств — «надписи детей школы №2 Московско–Казанской железной дороги, сделанные ими на листьях венка, возложенного на гроб Ленина». Мотивы этих многочисленных надписей таковы: Ленин был «добрый»; «добрый и трудоспособный»; у него «лицо было скучное, а глаза веселые»; он был «мудрый и знал все» и «очень любил котят и детей» [Ленину 21 января 1924, 413–416).