О русском акционизме

Потом этот заявитель еще и мой текст к акции анализирует. Он начинает анализировать эти слова: «беспредел», «зона», «произвол», «власть», «полицейское государство». И дальше они рисуют на карте крестик и пишут – место свершения преступления. Это борьба за именование. Что власть хочет сделать? Чтобы об этом говорили выгодным для власти образом. Не место проведения акции, а место совершения преступления.

Следующий вопрос в логике власти, является ли прибитая мошонка преступлением, или это является попыткой суицида? С одной стороны, преступление, с другой – может быть, психическая патология. Попытка суицида – «лайф-ньюс», министр культуры посоветовал обращаться за советами в музей психиатрии.

Дознание принимает подсказку, и они начинают собирать экспертов, психиатров. И через какое-то время, через месяц или несколько месяцев, назначена судебно-психиатрическая экспертиза. Власть через статус экспертов. Например, стаж 13 лет или 38 лет работы, и их мнение имеет судебную власть, оно становится полномочным объявлять о безумии.

А теперь язык психиатрии. Как видит психиатр. Это первый.

– А у тебя было три психиатра после Фиксации?

– Нет, у меня было много. После каждой акции. Освидетельствований штук 8 плюс экспертиза эта. Много. Это после последней акции, Отделения, было три освидетельствования.

А теперь язык психиатрии. «Отмечалось, что собрать анамнез затруднительно». Это то, как они говорят, то, вокруг чего ведется борьба.

«Погружен в бредовые переживания, протестовал против засилья полиции, считал себя художником». Не важно, что ты дальше говоришь, если твои слова предваряет: «погружен в бредовые переживания».

Психиатр сидит с тобой так же как мы сейчас, просто общается. Он болтает с тобой, как простодушный человек, он не показывает своих намерений, а потом диагностирует вообще все, что ты ему говорил, проецирует через оптику патологии.

Если ты открыто говоришь, что ты телевизору не доверяешь, все, у тебя уже завышенная самооценка. Ты кто вообще такой? Если у тебя в жизни есть идея какая-то, все, у тебя экспансивно-шизоидные проявления со склонностью к сверхценным образованиям с идеями реформаторства. Но это не всегда так, например, первая психиатр, с которым была встреча после акции «Шов». Это, наоборот, женщина, которая встала на мою сторону, мне рот еще не расшили.

– Диагноз какой?

– Зашит рот.

– Нет, диагноз в конце? Что это такое?

– Тут написано, наверное: «Колотые раны верхней и нижней губы». И дальше психиатр пишет: «Психически здоров». Это взгляд психиатра, который поддержал, моим диагнозом стала ее позиция.

Дальше документация акции «Туша». Хронологически акция была осуществлена раньше чем «Фиксация, но я решил изменить порядок. Я думаю, что интересно двигаться в бюрократической логике. А бюрократы сначала возмутились «Фиксацией», потом возбудили дело, и только потом удачная подпись дознавателя Капнина связала дело с акцией «Туша». Теперь фотографии. Сначала это два элемента – тело и металл. Потом появляется тряпка, эти полицейские суетящиеся, они сама власть, которая втягивается в пляску собственного опровержения. Они начинают бороться с металлом. Они его боятся. С другой стороны, им хочется как-то накрыть, спрятать, они не знают, что с этим делать, борьба идет. На видео лучше видно. Они ее разрезали, потом опять кидают тряпку, а тряпка каждый раз цепляется, им ее тяжело содрать. У них идет борьба с материалом. Опять ее кинули. Фотографам говорят: «Все, не снимаем».

В конечном итоге они нашли способ ликвидировать. Потащили меня к парадным дверям. Это такой почетный и самый главный вход в Законодательное собрание, в которое они меня втащили, а потом выводили. По-моему, очень торжественно получилось. Тут есть важный момент – медицина как инструмент власти. На фотографии видно – полиция отстранилась, ситуацией руководят медики. Полиция все время к ней обращается.

Медицина – такой же орган власти. Дальше консультация с дежурной психиатрической бригадой, больница. «До очной консультации психиатра вы были помещены в клинико-диагностическую палату ввиду того, что ваше состояние представляло непосредственную опасность для вас». И опять эта забота о безопасности. А то, куда они меня поместили, пожестче любого обезьянника в отделе полиции. Это не место с лежанкой и решеткой, это алюминиевый бокс, все металлическое.

– А окна есть?

– Одно зарешеченное окно и второе, из очень толстого стекла, смотровое окно, за тобой смотрят.

– Ты один там был?

– Я один там был. Я там находился несколько часов. «Вы представляли непосредственную опасность для вас». Можно все этим объяснить – ты опасен для себя, поэтому мы поместим тебя туда, мы же заботимся о твоей безопасности.