О русском национальном сознании

Позволю себе сообщить, что мне лично особенно дорого воссоздание давней жизни этой частицы России, поскольку мой прадед Яков Анисимович, скончавшийся в 1872 году (правда, уже в Петербурге, куда он перебрался), и прапрадед Анисим Фирсович Кожиновы - псковские крестьяне. Правда, Яков Анисимович жил в другом, Порховском, уезде, но до меня дошло известие, что сама их фамилия происходит от названия деревни Кожина, расположенной на берегу реки Великой севернее Опочки. И во мне как-то живет ощущение причастности этим местам...

В заключение важно привлечь внимание к цельности и своеобразной гармонии этой жизни - качествам, которым нам, людям конца XX века, уместно позавидовать. Да, так называемый прогресс внес в нашу жизнь множество неведомого далеким предкам, и в тех или иных отношениях можно говорить о нашем "превосходстве" над ними. Но вместе с тем многое утрачено - и в высшей степени ценное.

Иван Лапин - что запечатлено на многих страницах дневника - вроде бы всем существом предается развлечениям и веселью, но в то же время в нем не гаснет осознание суетности всего этого перед высшим значением человеческого бытия. Притом, что важнее всего, дело идет вовсе не о каком-то "насильственном" и тяготящем осознании. Сама смерть осознается как величественное завершение жизни, как приобщение Вечности. "Погребали Якова Тимофеевича Михалева... - записывает Иван Лапин, - и какая необыкновенная была картина! Везли через реку его тело на плоту, а прочие и певчие в лодках пели "Святый Боже"..."

2 февраля 1819 года еще не достигший двадцатилетия Лапин совершил некий неблаговидный поступок, "от чего совесть поминутно угрызала". И уже "нельзя воротить, как выговоренного слова". И он велит себе, что "сей-то день должен я еще чаще вспоминать..." Но это "должен" явно не подразумевает насилия над собой; речь идет о свободном, вольном покаянии, которое не в тягость, а, если угодно, в радость.

Достаточно "разгульно" живет подруга Лапина Анна Лаврентьевна, и настает момент, когда она говорит: "Прости, поеду в Печеры Богу молиться" и "за меня несколько обещалась" (30 апреля 1819). И это хождение за двести верст в прославленную Псково-Печерскую обитель опять-таки воспринимается в воссоздаваемой в дневнике атмосфере жизни не как некое подавление себя, а как возникшая в глубине души воля...

Словом, есть в дневнике Ивана Игнатьевича Лапина немало такого, что уместно воспринять как ценный - или даже бесценный - завет предков, который способен помочь нам сегодня и, в особенности, в туманном завтра.

ТВОРЧЕСТВО ИЛАРИОНА И ИСТОРИЧЕСКАЯ

РЕАЛЬНОСТЬ ЕГО ЭПОХИ

(1989)

Иларион - создатель древнейшего (по крайней мере, из дошедших до нас) великого творения отечественной литературы - "Слова о законе и Благодати". Согласно новейшим исследованиям, оно было написано в 1049 году - ровно 940 лет назад. "Слово" Илариона открывает историю русской литературы - одной из величайших литератур мира - и открывает ее поистине достойно, ибо проникнуто глубоким и богатым смыслом, воплощенным с совершенным словесным искусством.

Иларион, родившийся, по всей вероятности, в конце Х века, становится известен - по свидетельству "Повести временных лет" - как священник дворцовой церкви Святых Апостолов в княжеской резиденции Берестово у Днепра, на юго-восточной окраине Киева (несколько ближе к центру города, чем Киево-Печерская лавра); до наших дней сохранилась здесь в перестроенном виде другая, созданная уже после смерти Илариона, между 1113-1125 годами, церковь Спаса на Берестове. Дворец, а также скорее всего и первая церковь в Берестове были построены еще окрестившим Русь князем Владимиром Святым, который и скончался в этом дворце 15 июля 1015 года. Не исключено, что Иларион оказался в Берестове еще при жизни Владимира, поскольку в своем "Слове о законе и Благодати" он обращается к покойному князю как к близко знакомому ему человеку.

Доподлинно известно, что Иларион стал ближайшим сподвижником сына Владимира, Ярослава Мудрого, правившего на Руси с 1016 по 1054 год (с небольшим перерывом). Так, в основополагающем юридическом документе Уставе князя Ярослава - сказано: "Се яз князь великий Ярослав, сын Володимерь... сгадал есмь с митрополитом с Ларионом..." Один из списков Устава содержит дату, согласно которой Ярослав с Иларионом совещались об Уставе значительно ранее того времени, когда Иларион стал митрополитом (в 1051 году),- еще в 1032 году2, а титул, возможно, был вставлен в Устав позже.