О русском национальном сознании

Аксаков писал: "В отношении к акту творчества, в отношении к полноте самого создания - Гомера и Шекспира, и только Гомера и Шекспира, ставим мы рядом с Гоголем"54. Конечно же, "Мертвые души" несовместимы с гомеровскими эпопеями и существеннейшим образом отличаются от шекспировских трагедий (не следует только забывать, что Шекспир писал и комедии). И Белинский совершенно прав, утверждая, в противовес Аксакову, что в поэме Гоголя нет того "содержания", которое присуще этим эпопеям и трагедиям55. Однако нельзя не видеть, что Белинсккий здесь же соглашается с Аксаковым в самом главном, и тогда он замечает: "Действительно, Гоголь обладает удивительною полнотою в акте творчества".

Через пять лет Белинский (в статье против Самарина) недвусмысленно заявит, что Гоголь схватывает бытие "во всей полноте и целости его действительности", что в его творчестве осуществлено слияние "серьезного и смешного, трагического и комического, ничтожности и пошлости "жизни со всем, что есть в ней великого и прекрасного". И Белинский придет здесь к выводу, что "из всех известных произведений европейских литератур пример подобного, и то не вполне, слияния... представляет только "Дон Кихот" Сервантеса" (курсив мой.- В.К.)56 .

Что же получается? Возражая в 1842 году против тезиса Аксакова, что Гоголь по характеру "акта творчества", по его полноте сопоставим только с Гомером и Шекспиром, Белинский сам в 1847 году утверждает, что Гоголь в этом отношении сопоставим только с Сервантесом...

О чем же идет речь? Если не обращать внимания на издержки полемики, оказывается, что Белинский и Аксаков в конечном счете оба стремятся понять поэму Гоголя как совершенно особенное - на фоне современной европейской литературы - явление. Оба они, в сущности, утверждают своего рода "ренессансную" природу искусства Гоголя. Причем речь идет не о содержании и форме, а о самом акте творчества - то есть, в современной терминологии, о художественном методе. Это метод, родственный ренессансному реализму. Отсюда и возникает сопоставление с Шекспиром (Гомер - это, уж конечно, явление совершенно иного состояния мира, и Аксаков неправомерно ставит его эпопеи в один ряд с искусством Шекспира) и - у Белинского - с Сервантесом.

Несколько позднее, в 1852 году, о том же говорил Аполлон Григорьев: "Сравнивая юмор Гоголя с юмором других великих юмористов, каковы, например, Стерн, Ж.Поль Рихтер, Диккенс, Гофман, мы... убеждаемся в совершенной его особенности, ...юмор Гофмана только в эксцентричностях находит спасение от удушливой тюрьмы филистерства; Диккенс так же полон любви, как Гоголь, но его идеалы правды, красоты и добра чрезвычайно узки, и его примирение, по крайней мере для нас, русских, довольно неудовлетворительно, чтоб не сказать пошло; юмор Стерна весь вышел из скептицизма ХVIII века и разлагается на две составные части: на слезливую сентиментальность и на скептическую иронию Гамлета над черепом Йорика. Юмор Гоголя полон, целен, неразложим, ибо Гоголь не только юморист, а великий поэт, или юморист постольку, поскольку юморист творец Фальстафа..." Натура Гоголя многостороння и, стало быть, способна отражать в себе действительность со всем бесконечным разнообразием ее явлений..." (курсив мой.- В.К.).

Итак, Григорьев противопоставляет гоголевский комизм классицистическому, сентименталистскому, романтическому и реалистическому (XIX века) комизму и находит ему родство лишь в шекспировском, ренессансном комизме. Ибо Гоголь схватывает все разнообразие жизни, всю ее полноту, цельность, "неразложимость". Как и Аксаков, Григорьев утверждает, что "один только Шекспир однороден с Гоголем".

Ясно, что Шекспир и Сервантес глубоко родственны по характеру "акта творчества". Но Белинский, безусловно, более прав, чем Аксаков и Григорьев, когда ставит Гоголя в один ряд с Сервантесом, у которого, как и у Гоголя, преобладает комическая стихия. Замечательно, что сам Гоголь, в своей работе "Учебная книга словесности...", опубликованной лишь в 1896 году и неизвестной Белинскому, явно возвел "Мертвые души" к "Дон Кихоту".

Естественно вспомнить здесь и о Рабле, книгу которого сопоставляет с Гоголем М.Бахтин в своей диссертации "Ф.Рабле в истории реализма" (1940; Архив ИМЛИ). О родстве Гоголя и Рабле говорил еще Мериме, обладавший преимуществом стороннего взгляда на русского художника. Итак, Аксаков и Белинский едины в главном: в утверждении близости гоголевского творческого метода, "акта творчества" к ренессансному искусству.

После исследования М.Бахтина неопровержимо ясно, что ренессансный смех Рабле, как и смех Сервантеса и Шекспира,- это особенная эстетическая стихия, качественно отличающаяся от комизма последующей западноевропейской литературы, от классицистической и просветительской сатиры, от романтической иронии, от юмора в реализме ХIX века. И творчество Гоголя, в частности его "Мертвые души", это не сатира, это искусство, близкое искусству "ренессансного" типа - другой термин здесь подобрать трудно.