О русском национальном сознании

Если после этих теоретических рассуждений сразу обратиться к практике сегодняшней литературы, в частности, к работе наиболее молодых литераторов, можно с уверенностью сказать, что они достаточно очевидно проявляют интерес к истории. Однако в большинстве случаев интерес этот не производит впечатления подлинной серьезности. Он порождается не осознанием той глубокой необходимости опоры на историю, о которой шла речь, но всеобщей атмосферой внимания к прошлому, характерной для последнего времени. Хочу привести одно яркое свидетельство небывалого роста интереса к истории.

Издательство Ленинградского университета вот уже в течение двух десятилетий выпускает в свет цикл работ профессора этого университета Р.Г.Скрынникова. Это сугубо научные, академические труды, предназначенные, в сущности, для специалистов. В 1966 году тиражом всего лишь 1000 экземпляров вышла работа "Начало опричнины" и довольно долго лежала на магазинных полках; в 1975 году книга Р.Г.Скрынникова "Россия после опричнины" была издана уже тиражом 5500 экземпляров и разошлась быстрее. А в 1985 году труд с гораздо более "скучным" названием "Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века" вышел в свет тиражом 45 000 экземпляров, который был мгновенно расхватан. Нельзя не добавить, что тиражи изданных в научно-популярной серии книг того же Р.Г.Скрынникова "Иван Грозный" и "Борис Годунов" приближаются благодаря нескольким допечаткам к миллиону, но приобрести эти книги не легче, чем модные детективы. Разумеется, можно было бы указать множество других фактов этого рода.

В такой общественной атмосфере само по себе внимание писателей к истории вполне понятно и не может быть оценено как некое достоинство. Внимание это порождено массовой, если угодно, "модной" настроенностью и сплошь и рядом не сопровождается сколько-нибудь глубоким осознанием самого смысла обращенности к истории. Более того, поскольку многие молодые литераторы исходят - хотя бы молчаливо или даже бессознательно - из убеждения, что они суть писатели, а не читатели, их память при всем их интересе к прошлому все же не обременена, увы, даже самыми элементарными историческими фактами. Их представления об истории слагаются из обрывков школьных впечатлений, из разрозненных сведений, почерпнутых из случайно попавших им в руки и наскоро перелистанных книг и, наконец, из услышанных ими от кого-либо рассказов о новейших - часто заведомо сомнительных "открытиях".

Вот, скажем, Сергей Алексеев в романе "Слово", опубликованном в 1985 году, обращается к эпохе крещения Руси. Рассказ его прямо-таки поражает с самого начала. Героя романа, борца за язычество Дивея "тревога берет, словно налетели половцы да обложили Киев". Это при Владимире Святом, в 988 году! Ведь из любого учебника можно было бы узнать, что половцы впервые появились у границ Руси в самом конце княжения Ярослава, в 1054 году! На следующей странице читаем, что-де, оказывается, уже "многие лета писал Дивей... о битвах с половцами".

Здесь же говорится о том, что именно Дивей благословлял Владимира перед его походом на византийский город Корсунь (Херсонес), а после возвращения князя тот же Дивей потрясен "неожиданностью": Владимир, взяв Корсунь, крестился. Однако Владимир для того и взял Корсунь, чтобы заставить византийцев исполнить свое обещание выдать за него дочь императора Романа ?? Анну, а брак этот с необходимостью подразумевал крещение Владимира. Об этом, как ни странно, не знает С.Алексеев, но ведь его герой - доверенное лицо Владимира - ни в коем случае не мог об этом не знать...

Можно бы указать целый ряд подобных нелепостей в романе С.Алексеева, но и так, думаю, ясно, что попросту недопустимо обращаться к изображению исторической эпохи, обладая столь скудными и сбивчивыми представлениями об ее основных событиях.

К сожалению, роман С.Алексеева - это только один попавшийся на глаза пример; безответственные претензии писателей изображать исторические события, о которых они имеют самые смутные сведения, достаточно часто являются в современной литературе.

Но знание фактов, конечно, только одна сторона дела; к тому же обрести это знание не столь сложно: нужно лишь убедить себя, что писатель обязательно должен заниматься не только писанием, но и серьезным чтением. Затем уже все решают усидчивость и трудолюбие.

Гораздо сложнее овладеть активным пониманием глубокого смысла самого обращения к истории,- притом в данном случае безразлично, идет ли речь о непосредственном изображении событий прошлого или же о раздумьях об этих событиях при создании произведения о нашей современности. Слишком часто обращение к истории ограничивается ныне поисками в ней черт внешней самобытности народной жизни, утраченных или потускневших впоследствии (это характерно, в частности, и для упомянутого романа С.Алексеева).