О русском пьянстве, лени и жестокости

В действительности Английская буржуазная революция формально началась с того, что король Карл вошел в здание парламента, чтобы арестовать нескольких парламентариев, обвинявшихся в государственной измене. С королем было всего несколько солдат. Парламентарии возмутились особенно появлением солдат и выгнали короля. После этого им не оставалось ничего другого, как восстать и объявить себя правительством, поскольку получалось, что демонстративно надсмеявшись над монаршей волей, все они стали государственными преступниками. Кстати, именно с этого эпизода берет начало незыблемое правило британского государства, коему уже 400 лет: никогда нога монарха не смеет переступать порог парламента. Боюсь, исходя из исторического опыта, и самим монархам не очень приятно это делать.

Забавно это, кстати, соотносится с современными российскими традициями. У нас тоже Президент не очень жалует визитами Государственную Думу, в смысле, старается не заглядывать туда без крайней необходимости.

Ельцину, понятно, это было крайне неприятно: как-то после расстрела из танков мятежного российского парламента в октябре 1993 года не было у нас излишней любви между законодательной и исполнительной ветвями высшей власти.

А Путину вроде и незачем в Думу ездить.

Правда, был в последней IV Думе дважды: на открытии ее в декабре 2003 года и на торжественном заседании в Таврическом дворце Санкт-Петербурга по поводу ее 100-летия.

А так, обычно парламентарии сами идут к Президенту когда надо, и даже так называемые «Ежегодные Послания Президента Федеральному Собранию РФ» – это не когда Президент приезжает в Государственную Думу на Охотный Ряд и обращается к избранникам народа, а когда депутаты и сенаторы стройными рядами, получив «спецпропуск» и сдав на входе мобильный телефон, идут в Кремль, дабы выслушать Послание.

Но чему здесь удивляться? Такова наша традиция верховной власти.

Наша Москва – Третий Рим, но не Рим Италийский, а Византия.

Тут вам не «Сенат и народ Рима», а – «Государь и бояре», а еще вернее – «Государь и личная канцелярия его Императорского Величества», – вот, что стояло и стоять, видимо, долго будет и на практике, и в сознании народном на самом острие российской «вертикали власти»…

Но вернемся в XVII–XVIII века, века, породившие Великие буржуазные революции и Великие революционные мифы… Особенное количество самых невероятных мифов создала Французская революция 1789–1793 годов. Причины, которые послужили началом революции, мифологичны. Революционеры охотно рассказывали, что народ «при короле» голодал, а королевский двор одновременно тратил невероятные суммы на наряды королевы, придворных дам и мадам Помпадур лично.

В действительности же Франция XVIII века была самой передовой и самой сытой страной Европы. Стремление к революционным переменам подсказано было замедлением темпов как социально-экономического, так и политического развития. Рост экономики к 1780-м годам несколько замедлился, ожидания людей оказались обмануты. Кто виноват? Разумеется, король! Официальная власть всегда оказывается «виновата», если ожидания подданных не сбываются. И революции происходят нередко в самых передовых и экономически развитых государствах.

Конец XVIII века – классическое время финансовых «пирамид», часто полугосударственных, типа российских ГКО. Это время разорившихся буржуа, обедневших рантье, недополучивших свое пайщиков и акционеров. Вся эта масса бурлила и жаждала реванша. Но к народу ее отнести очень трудно.

Собственно, об этом известно уже давно – только известно, конечно же, для узких специалистов.[31] А большинство людей уверены, что революция началась чуть ли не с трупов умерших с голода.

Кстати, король сам выступал пред Национальным собранием и предлагал широкий план реформ – в том числе радикальную земельную реформу.

Национальное собрание возмутилось: дворяне и духовенство поняли, что у них реально могут отнять собственность. То же самое происходило всякий раз в России, начиная с Екатерины II, и далее без исключения до Александра II, когда «просвещенный монарх» пытался продвинуть в истэблишменте идею отмены крепостного права.

Александр II решился на эту реформу, о необходимости которой говорили совершенно серьезно и его батюшка Николай, и тем более его дед – непоследовательный либерал (особенно в молодые годы).

Но Александр Павлович решился на выхолощенный, путаный ее вариант, в минимальной степени бьющий по имущественным интересам дворянства. И то, настолько боялся покушения со стороны «своих же» посвященных, что в день перед объявлением манифеста ночевал в Зимнем вместе с семьей под усиленной охраной и… в чужих покоях. Прятался у себя дома!