О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

Новгородцы вовсе не стремились сохранить для нас важный источник. Прочитав берестяное письмо, они его выбрасывали. У бересты такая особенность: если держать ее на воздухе, она начинает быстро сохнуть, берестяной свиток скручивается, трескается по прожилкам, а потом начинает разваливаться на части. Вполне экологично.

Бересту, как писчий материал, можно сохранять очень долго, но для этого она должна лежать под прессом: берестяным страницам нельзя позволять скручиваться. Если берестяной лист сохраняет плоскую форму (как лист бумаги), он почти вечен (как все та же бумага). Так сохранились берестяные книги XVIII века, так сохранялись книги Сергия Радонежского в Сергиевом Посаде, — прессами для них служили тяжелые переплеты из дерева, еще и утяжеленные металлическими заставками и оковкой. Вероятно, так же хранились и берестяные книги в архиве Новгорода Великого.

Но в его культурном слое находят лишь мелкие записки. Причем чаще всего не полные тексты, а лишь обрывки берестяных грамот. Остатки былого великолепия. Масштаб находок в других городах — в Смоленске, Старой Руссе, Пскове, Витебске, Твери, Москве, к сожалению, не сравним с археологическим изобилием в Новгороде: условия для сохранности бересты там оказались хуже.[286]

О чем писали новгородцы?

Первая берестяная грамота, найденная Ниной Акуловой, — это пространная запись о налогах, которые должны были уплачивать жители разных сел некому Фоме. Кто был этот Фома, мы не знаем до сих пор. Высказывались предположения о том, что это боярин или духовное лицо. Очевидно лишь, что Фома владел несколькими селами и получал от их обитателей «позем» и «дар» — два вида налогов-повинностей. Позем уплачивался за право крестьянина жить на его земле. То есть по-нашему это «арендный платеж». Дар платили во время посещений феодалом своих владений. Назовем это «региональным единым вмененным налогом». В общем, все как сегодня.

Вторая берестяная грамота, найденная уже на следующий день, тоже содержала записи о даре. Упоминались даже имена крестьян, вносивших налог. Судя по именам, были они по национальности карелы.

Третья берестяная грамота — это уже не обрывок хозяйственного документа, а письмо. Целое послание некого Грикши (то есть Григория) к Есипу (Иосифу). «Поклон от Грикши к Есипу. Прислав Онанья, молви… Яз ему отвечал не рекл ми Есиф варити перевары ни от кого. Он прислал к Федось: вари ты пиво, сидишь на безотыцине, не варишь жито».[287]

Вот ведь дела — не могут разобраться, кому варить пиво. Кто этот Онанья? Скорее всего, управляющий владениями феодала — а иначе чего он распоряжается? А Григорий, похоже, — сельский староста. Значит, сделали вывод ученые, и деревенские жители были грамотны… Хотя бы некоторые.

До конца сезона 1951 года нашли еще 10 грамот, от XII до XV века. Среди них — хозяйственные документы, распоряжения, жалобы… Обнаружилась даже загадка. «Есть град межу небом и землею, а к нему еде посол без пути, везе грамоту неписану». На современном русском языке: «Между небом и землей есть город, а к нему едет посол без пути, везет ненаписанную грамоту».

Такие загадки загадывали еще в начале XX века. Если вы сразу не догадались, то вот разгадка: город между небом и землей — это ковчег, в котором Ной спасается от потопа, везет в нем всю будущую фауну Земли. Немой посол — это голубь, которого праотец Ной отправил искать, не спали ли воды Всемирного потопа, не выступила ли где-то Земля. Грамота неписанная — это масличная ветвь, которую голубь принес в клюве после своего третьего полета. Увидев ветвь, Ной понял: где-то уже есть земля, свободная от воды. Это оказалась гора Арарат, и именно к ней пристал в конце концов ковчег. Многие, как известно, даже пытались искать Ковчег Завета на склонах горы Арарат… Вроде бы, фотографии останков корабля есть.[288]

Но вернемся с Арарата в Новгород. Грамот отказалось столько, что сразу же стал понятным один пассаж из давно известного источника — записи беседы новгородских священников XII века. Один спрашивал другого: «Нет ли в том греха — ходить по грамотам ногами, если кто, изрезав, бросит их, а слова будут известны?»

До берестяных находок сама постановка вопроса казалась странной: кто же это будет ходить по грамотам? Ведь пергамен дорог, книги очень ценны. А теперь все понятно: ведь берестяные грамоты бросали, как только они отслужили свой срок. Писать на бересте второй и третий раз было невозможно.

Люди топтали берёсто, не зная, какие слова там написаны… А что, если это слова священные? Скажем, «Бог», «ангел», «Богородица»? Получается — ходят люди как бы по обрывкам священных текстов. Вот священника и волновало — не грех ли? В Новгороде этот вопрос приобретал самый непосредственный бытовой смысл.

Новгородцы действительно буквально ходили по грамотам. Если это и грех, то какой полезный для познания прошлого!

Массовая грамотность