О русском воровстве, особом пути и долготерпении

У Чехова есть забавный рассказ, в котором чиновник перепутал, где произносит речь: на похоронах или на чествовании юбиляра. Говорит, что мол, покойный взяток не брал. А юбиляр обижается: как это так, взяток не брал?! Их только дураки не берут. Выходит - публично дураком обозвали…

«Ревизор» Гоголя вызывал самую живую реакцию публики. Известно, что император Николай I на премьер-ном представлении буквально захлебывался от смеха, выбегал из зала, хлопал себя по коленям… Царь веселился вместе со всеми. Но ведь и правда… верно говорит в конце Городничий, поворачиваясь к залу:

- Чему смеетесь? - Над собой смеетесь!…

Сцена из спектакля «Ревизор» Н. В. Гоголя. Малый театр. 1883 г. «Всем досталось. А более всего мне», - с досадой пробормотал Николай I после премьеры «Ревизора». Однако пьеса запрещена не была и с триумфом шла на сцене многих театров Российской империи. Увы, актуальность тема комедии не утратила и сегодня. С маленьким НО: никто теперь Ревизоров так не боится

Действительно: смеемся над собой. Вроде бы, симпатичная черта - умение иронизировать над собой. А с другой стороны, мы признаем априори как аксиому: любой чиновник в России - всегда взяточник по определению. Воруют-с.

О том же свидетельствуют и нравы чиновников в «Мертвых душах». Воровство как повседневный образ жизни.

У Островского вообще все состояния купцов или получены воровством на подрядах, или другим нечестным способом. Его герои фиктивно разоряются, женятся на богатых невестах, присваивают деньги сирот, требуют от приказчиков обманывать в лавках. В общем, нет у нашего великого драматурга практически ни одного приличного предпринимателя, который зарабатывал бы деньги хотя бы сравнительно честно. Купец Островского - считай, синоним слова «жулик».

Не буду доказывать очевидного, что в основе всякого созданного с нуля состояния, большого и маленького, лежит в первую очередь труд. Если бы состояния Рябушин-ского, Морозова, Мамонтова и Третьяковых создавались исключительно путем отвратительных махинаций, не было бы громадного развития всей русской экономики во второй половине XIX века. Да и вели бы себя эти люди совершенно иначе.

Д. А. Шмаринов «Двор». Иллюстрация к роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». 1935-1936 гг. ТАКИЕ дворы сейчас в центре Питера все же редкость. Стало ли меньше преступлений?

Но русская классика как сговорилась: если царедворец - то казнокрад. Если чиновник - то взяточник. Если купец - то жулик и махинатор.

Если принимать эту позицию русской литературы всерьез, то получается: «воруют-с» - и вправду есть честное, фотографически точное определение главного устройства русской жизни.

Литература отразила некое народное убеждение в том, что Россия - очень вороватая страна. Насколько это убеждение свойственно народным массам - отдельный разговор, но образованный слой Российской империи явно такое мнение разделял. «Воруют-с» - мнение не только и не столько о каком-то отдельном слое народа или какой-то группе людей, это выраженное в одном кратком афоризме представление об особой вороватости народа в целом, о характере русского предпринимательства, воровстве, как неотъемлемой части русской государственной жизни и общественных отношений.

Корни мифа

Воровство в старину означало всякое преступное действие: поджог, притоносодержательство, подлог, преступления государственные и проч.

Энциклопедия Брокгауза и Ефрона, 1892 г.

Возможность украсть создает вора.

Френсис Бэкон, английский мыслитель

Ни один народ никогда, ни при каких социально-экономических формациях не мог бы относиться к самому себе, как к вороватому и нечестному. Иначе он просто не мог бы совершить решительно ничего не то что великого, а даже самых обычных, повседневно-бытовых вещей.

Как практически во всех случаях генезис настоящего мифа восходит к описаниям иностранцев: уже знакомых нам путешественников XVI-XVII веков.

«…Они очень наклонны ко злу, легко лгут и воруют», - сообщал Барберини.